В остальном, он был всё тем же Гарретом Марвелом с льняной чёлкой, достаточно надменным взглядом серых глаз, чуть вздёрнутым носом и небольшой щербинкой между верхними зубами.
Всё тем же Гарретом Марвелом, по которому Роуз невозможно, невыносимо, невообразимо скучал всё это время. И едва ли на стенку не лез от осознания, что собственноручно разрушил отношения, возникшие между ними.
Усилием воли Роуз заставил себя продолжить смотреть на него, благополучно подавив порыв выскочить из комнаты стремительно, сбивая Гаррета с ног и не реагируя на оклик.
– Если посмотреть на все эти необыкновенные явления вместе, скорее всего, с каждым хоть что-то маловероятное да происходит. Я, например, мог бы попасть под дождь из лягушек. Или высадиться на Марсе. Жениться на английской королеве или несколько месяцев в одиночестве болтаться в море, находясь на грани жизни и смерти. Но со мной приключилось кое-что другое. Среди всех многочисленных жителей Бристоля именно я оказался соседом Розарио Чарльза Астерфильда, – произнёс Гаррет, притворяя дверь и прислоняясь к ней спиной, тем самым, лишая Роуза возможности совершить стремительный побег.
– Флориды. И соседом Марго Рот Шпигельман, – поправил Роуз.
– Это он. А я говорю о себе, – Гаррет одарил его лёгкой полуулыбкой. – Наконец-то я нашёл тебя в этом бумажном городе.
– Ты…
– Все совпадения не имеют ничего общего со случайностями.
– Долго искал?
– Наверное, тут стоило бы рассказать невероятную историю, наполненную многочисленными подробностями, достойными шпионского детектива, но на деле всё гораздо прозаичнее. Счастливое стечение обстоятельств. Удивлю, наверное, но в этом университете работает дальняя родственница моего отца. Потому я давно знал, что ты здесь, однако не стал сразу появляться на пороге. Просто дал время подумать.
– Над своим поведением? – усмехнулся Роуз, понимая, что его отпускает, и дрожь не имеет ничего общего со страхом; просто последствие прогулки под ливнем.
– Над ошибками. Персональными и совместными. И о том, что три попытки даются не просто так. Две, чтобы набраться опыта. Третья, чтобы больше не оступаться и применить полученные знания на практике. Две мы бесславно спалили, осталась последняя, и я не хочу её упускать. А что скажешь ты?
Роуз не ответил. Вместо этого подошёл к дорожной сумке Гаррета, отстегнул брелок и, держа его на вытянутых руках, надавил зверушке на живот, слыша, как по комнате разносится немного писклявый электронный голосок.
Я люблю тебя.
– Вот, что я скажу, Гарри.
*
С некоторых пор он полюбил это место.
Ему импонировало и местоположение – недалеко от академии, всего-то минут пятнадцать медленным прогулочным шагом – и ненавязчивый, а не стандартно-агрессивный аромат кофе, витавший в воздухе, и тишина зала.
Сидя за угловым столиком, Кэндис мог работать в своё удовольствие, не отвлекаясь ни на что. Недолго, на самом деле. Время его пребывания здесь варьировалось от получаса до двух. В зависимости от того, когда именно заканчивались занятия в университете и сколько свободного времени у него оставалось.
После занятий он не ехал домой, предпочитая наведываться сюда, заказывать себе какой-нибудь напиток – не обязательно кофе – и доводить до ума идею очередного романа. Кэндис пока не знал, какая судьба ожидает его новую работу, суждено ли ей будет увидеть свет, появившись на бумаге, или она так останется историей, рассказанной, но не нашедшей своего читателя. Его это мало заботило. Он просто писал, потому что ему этого хотелось.
Теперь, правда, немного иначе относился к процессу творчества, не зарывался в него с головой, убегая от реальности, а больше наблюдал за героями со стороны. Впрочем, меньше любить их от этого не стал.
Сейчас у него на примете было несколько идей, и он прикидывал, какую из них стоит реализовывать первой, прописывал портреты главных героев каждой задумки, размышлял о возможных поворотах сюжета.
«Призрачные мальчики» увидели свет в начале осени и были довольно тепло встречены публикой. О них хорошо отзывались и обычные читатели, и литературные критики. Это вселяло надежду и подталкивало к дальнейшим свершениям. Не топтаться на месте, а продолжать самосовершенствоваться.
Как и полагается, Кэндис получил несколько авторских экземпляров. Почти сразу их раздарил определённым людям. Большинству – лично в руки, и только одному человеку передал через курьерскую службу.
Сомневался, что поступает правильно, но не смог удержаться. В конечном итоге, смирился и решил для себя, что теперь книга его собственностью не является. Не столь важно, как с ней поступит адресат послания. Может прочитать и поставить на полку, может вырвать все страницы и растопить ими камин.
Личное дело.
Пусть сам решает.
Кэндис не рассчитывал на восторженную рецензию. И на скупую похвалу, признаться, тоже. Просто хотел донести до сведения, что не пропал окончательно, не сгинул в водовороте жизни и не начал продавать себя в придорожном баре за порцию дешёвого пойла, как пророчили ему в былое время, отправляя на все четыре стороны из дома.
Книга была, наверное, не таким уж великим достижением – всего лишь первый шажок на пути к успеху, но Кэндис и этому радовался.
С точки зрения Альфреда, это была ерунда на постном масле. Наверняка он по-прежнему придерживался мнения, что только с его подачи Кэндис мог построить завидную карьеру и состояться в жизни, возглавив воздушную империю. В том, что при встрече, если таковой суждено состояться, его не похвалят, а снова вываляют в словесной грязи, Кэндис не сомневался. Слишком хорошо изучил отца и его отношение к жизни. Альфред Брайт никогда не признавал ошибок. Предпочитал делать вид, будто ничего не произошло, отворачиваться и проходить мимо.
Кэндис не отчаивался, поскольку давно вывел для себя определённую закономерность, соотнося людей с книгами.
Не все книги приходились ему по вкусу, не все люди привлекали внимание.
С одними общение напоминало чат средней паршивости, где и пары слов связать не получалось, а потому хотелось поскорее отделаться от обузы. И сюда без сомнений можно было записать Альфреда и Реджину.
С другими всё проходило на более оживлённом уровне. Начиная лёгкими, необременительными заметками на разные темы, заканчивая довольно внушительными томами, в которых нашлось место огромному количеству разнообразных воспоминаний.
Наиболее ценной была третья категория. Она же самая малочисленная. Только с Мартином Кэндис писал главный роман своей жизни, веря, что последняя страница очень далеко, а сейчас они в самом начале пути.
Телефон оповестил о приёме нового сообщения, когда Кэндис, покончив с рабочим процессом, допивал кофе, попутно набирая текст послания. Маленькое совпадение, безумно приятное.
Синхронно.
Снова.
Мартин его опередил, отправив письмо первым – всего несколько секунд разницы.
Кэндис поднялся из-за стола, надел куртку и, перебросив через плечо сумку с ноутбуком, вышел из кафе.
Прищурился, глядя на солнце, уходившее за горизонт.
Потрясающе красивый закат действительно стоил того, чтобы ради него подняться на смотровую площадку и оттуда понаблюдать за ним вместе.
Кэндис счастливо улыбнулся, отвечая на входящий звонок.
– Ты за? – поинтересовался Мартин.
– Само собой, господин директор, – отозвался Кэндис. – Ты же знаешь, с тобой…
– Куда.
– Угодно.
– Хоть.
– На край.
– Света, – произнесли они вдвоём, не столько продолжая фразы друг за другом, сколько говоря о своих чувствах.
Давай проживём жизнь вместе.
Давай бороться вместе.
Давай исправлять ошибки вместе.
Всё будет прекрасно, потому что мы вместе.
И пусть в романе наших жизней будет как можно больше страниц.