– Значит, можно пройти?
– Проходи. Ты хотел что-то сказать? Или спросить о чём-то?
– Мечтал увидеть Стеллу, – хмыкнул Терренс. – Лучшая женщина моей жизни, после мамы и Элизабет, конечно. Мне не хватает моей питомицы.
– Мы уже обсуждали это, и ты…
– Да-да, знаю, что твой ответ отрицательный. Я не собирался переубеждать тебя. Просто пришёл проведать её.
Терренс прикрыл дверь, пересёк кабинет, направляясь прямиком к клетке, стоявшей на окне. Потянул дверцу, открывая, запустил ладонь внутрь, хватая белую ручную крысу и вытаскивая её из заточения.
Альберт предпочёл сделать вид, что манипуляций этих не замечает. Вообще-то он был против того, чтобы крыса получала доступ к свободе, но Терренс имел свою точку зрения в вопросе воспитания питомцев.
– Быть может, расскажешь, что заставило тебя отказаться от посещения дополнительных занятий? – спросил Альберт, стараясь действовать более или менее деликатно.
Он неплохо выучил характеры своих сыновей, потому понимал, что на Терренса угрозы и злые выкрики не подействуют. Здесь нужен иной подход, что-то вроде дружеской беседы, как с равным. В противном случае, сын окончательно замкнётся в себе и откажется разговаривать. Упрямства ему было не занимать, впрочем, как и ещё нескольких, не самых лучших черт.
– Девочка моя, как я рад тебя видеть, – произнёс Терренс, проигнорировав обращение отца, при этом, продолжая уделять повышенное внимание крысе.
Она обхватила коготками его палец и теперь шевелила усами, при этом смешно дёргая носом.
– Терренс, будь любезен ответить, когда к тебе обращаются с вопросом.
– У меня нет настроения.
– Вторую неделю подряд?
– Да. И, возможно, на следующей неделе всё снова повторится.
– У тебя конфликт с преподавателем?
– С миссис Харт? Нет, она прекрасна. Её подача материала прекрасна. Лекции тоже прекрасны, потому ни о каких конфликтах речи идти не может.
– Тогда в чём дело?
– Ни в чём. Я же сказал, у меня нет настроения.
– Ладно, хорошо. Отложим этот разговор до следующего раза. Кажется, для разговоров с отцом у тебя тоже нет настроения.
– Рад, что мы друг друга поняли, – отозвался Терренс, поглаживая Стеллу по шёрстке и размышляя о том, как докатился до такой жизни, когда единственным близким существом на планете становится крыса.
Он не может откровенно поговорить о своих переживаниях ни с тем, кто носит звание лучшего друга, ни с теми, кто приходится ему родственниками, потому как не уверен, что хочет их втягивать в разрешение сложившейся ситуации. Он обещал себе, что во всём разберётся сам, но время шло, а он оставался там же, откуда начал.
На самом дне самой глубокой ямы.
Конечно, он мог бы пересилить себя и начать изливать душу кому угодно, хоть первому встречному, если только этим встречным не окажется Трой, но этот процесс представлялся Терренсу на редкость унизительным, способным запятнать его, и без того неидеальную репутацию окончательно.
Находясь в одной комнате с Мартином, он старательно делал вид, что ничего не произошло. Он продолжает вести привычный образ жизни: знается с теми, кто давно вхож в его круг общения, иногда спит с теми, с кем спал раньше, если это можно назвать сном. Так, бессмысленный секс, помогающий отвлечься и наполненный всё той же беспросветной скукой. Кратковременное удовлетворение, а потом ощущение, что это была ошибка. Очередная ошибка, которых он в последнее время совершал непозволительно много.
Коротая время в обществе Энтони, вспоминая недавнюю слабость, граничащую с готовностью поведать о причинах своего мерзкого настроения, он тоже старался не особенно откровенничать, придерживаясь нейтральных тем в разговорах.
Союз влюбленных, кричавших на весь мир о своей помолвке и безграничном счастье, к этому списку не относился.
Даже Мишель с её повышенным интересом к личности Троя, и их премилое общение – неприкрытый флирт – в социальных сетях не раздражало Терренса настолько сильно, как Кейт и её возлюбленный.
Любовь всей жизни.
Интересно, если однажды Рендалл решит её оставить, она снова прибегнет к проверенному способу или придумает что-нибудь новенькое?
Терренс не собирался умалять достоинств Кейт и говорить, что она ему всегда была противна. Это было бы ложью. В их жизни когда-то случился период, ознаменованный относительно неплохим взаимодействием и подобием любви.
Правда закончился он паршиво, запятнанный отвратительными пурпурными кляксами, стремительно расплывающимися на паркете в гостиной особняка Бартонов. В присутствии многочисленных свидетелей, среди которых были Мартин и Энтони с его младшей кузиной, закричавшей от страха при виде крови.
Если бы Терренс знал, чем обернётся то, что он считал необременительной интрижкой, подумал бы несколько раз, прежде чем посмотреть в сторону этой фарфоровой куклы, весь вечер пожиравшей его взглядом, а потом недвусмысленно намекнувшей на продолжение. То ли шампанское на него подействовало, то ли он, в принципе, не возражал против мимолётного романа с красивой девушкой, то ли сразу оба фактора повлияли, но двум едва знакомым людям суждено было стать любовниками.
В Кейт было что-то до трогательности беззащитное, и Терренса это первое время привлекало. Больше того, он восторгался, пока не начал внимательнее присматриваться к своей девушке, и не понял, что за блестящим фасадом находится нечто мерзкое, от чего хочется поскорее отделаться и никогда в жизни не подбираться ближе, чем на расстояние нескольких миль.
Увы, им такая роскошь была недоступна.
Жизнь сделала их родственниками, и хотя та семейная ветвь, с которой породнилась Элизабет, с этой была не слишком дружна, на громких торжественных мероприятиях собирались все. Теперь во время празднования того или иного события к многочисленным родственникам вынуждены были присоединяться и Уилзи в полном составе. Не только Элизабет, но и её родители, и младшие братья.
Кейт продолжала преследовать Терренса по пятам, приезжала к нему, часто звонила или пыталась выловить в сети, несмотря на то, что появлялся он там редко, когда совсем нечем было заняться. Он не отвечал. Занести неприятную собеседницу в чёрный список не позволяло понятие об этике межличностных отношений и напоминание о наличии родственных связей, каких-никаких, но всё-таки.
А потом всё как-то стремительно оборвалось, и он остался не у дел, зато на первый план вышел ни кто иной, как Рендалл Стимптон собственной персоной.
Всё происходящее представлялось Терренсу сюрреалистическим кинофильмом, или, как минимум, галлюцинацией, спровоцированной чем-то не слишком законным, но он не стал погружаться в хитросплетение чужих судеб, предпочёл оставить всё, как есть. Изменив только один пункт – своё отношение к происходящему, в первую очередь, к участникам событий.
– Кстати говоря, хорошо, что ты заглянул ко мне, – произнёс Альберт, поднимаясь со своего места и доставая ключи от шкафа, в котором хранилась корреспонденция, приходящая на имя учеников.
– Да? Что-то случилось?
Терренс пересадил Стеллу себе на плечо. Она коснулась мокрым носом шеи, прошлась холодным хвостом, покрытым мелкими чешуйками, по коже. Терренс засмеялся, но почти моментально посерьёзнел, надеясь, что отец не подумал, будто эта реакция относится к их разговору.
– Письма из университетов, – коротко ответил Альберт, открывая шкаф и доставая оттуда несколько конвертов формата А4.
Терренс почувствовал, как во рту пересохло, а горло сдавило.
Несмотря на то, что большую часть времени он старательно делал вид, что на дальнейшее развитие собственной жизни ему плевать с Тауэрского моста, волнение всё-таки было, немаленькое притом.
И оставалось только верить, что люди, составляющие прогнозы результатов его A-levelа, не занизили все показатели до минимума.
– Все мне? – спросил Терренс, вспоминая, сколько именно запросов было отправлено.