Саин-булат все это время молча ждал окончания разговора, даже не пытаясь как-то повлиять на его исход. Блин! И кто-то еще берется утверждать, что пожизненное заключение гуманнее смертной казни? Хотел бы я поглядеть на этих «гуманистов» лет эдак через пяток после отсидки и, желательно, в одиночке. А лучше — через десять. Особенно, если им заранее объявить, что никакого пересмотра дела и помилования не будет. Нафиг, нафиг… Совсем народ мозгами поехал. А ведь еще не столь давно, просвещенные греки считали быструю смерть наградой богов. Понимаю — серийные убийцы, маньяки-насильники подобной награды не заслужили, но и «купировать хвост маленькими кусочками» тоже не дело. Есть высший Судия, пусть и решает беспристрастно — кого к гуриям или в иные Кущи, а кому в Чистилище сковородки вылизывать и прочий порядок наводить, прощение зарабатывая.
И, к слову, даже в Аду приговор к Вечным мукам не бессрочен, а всего лишь до Страшного Суда. То есть, невзирая на надпись «Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate*» (*итал., — Оставь надежду всяк сюда входящий, «Божественная комедия». Данте), якобы венчающую вход в Ад, пусть призрачный шанс у приговоренных все же остается. А с ним — и надежда на лучшее…
Стоп, это я что-то отвлекся. Просто, до зубовного скрежета ненавижу насилие и бессилие. Так бы и поубивал гадов.
— Пошли, — поманил наследника. — Только совет один, напоследок. Будешь и дальше ждать, пока твою судьбу другие решают, навсегда рабом останешься.
О, как глаза сверкнули. Нет, ошибся, не сломило Булата заключение. Избыток воспитания не разрешал в чужой разговор встревать.
— Ты прав, Антон-ага. Но я и другую мудрость знаю: «У двух нянек дите без ока». Ты дверь темницы открыл — тебе и командовать.
Разумно.
— Там еще один комплект формы остался… — напомнил Абдула.
— Нет… — этот вопрос я уже обдумал. — Три стражника, в одночасье решившие подышать свежим воздухом, вызовут больше подозрений, чем пара, конвоирующая заключенного. Так что, бери факел, обнажай саблю и топай вперед. Саин-булат… Тебе почетное место внутри караула. Руки только за спину сложи. Не забудешь, что якобы связан? Или, лучше все-таки, хоть для виду, веревкой обмотать запястья?
— Лучше обмотать, — согласился на разумную предосторожность принц. — А за голенище засунь кинжал… И мне спокойнее, и вам — если что пойдет не так, помощь.
— Хоть два…
Я и в самом деле сунул в сапоги Булата по кинжалу. Береженного, как известно, конвой не стережет. И руки слегка зафиксировал. Кушаком… Не нашлось подходящей веревки. Потом в точности скопировал Абдул. В одну руку факел, в другую саблю. Связку ключей — на пояс. Чтобы позвякивали при каждом шаге. А чего, свои идут, власть…
Фальшивили ключи ужасно, никакой мелодичности, но перезвон их нужный эффект произвел. До кордегардии еще шагов двадцать брести оставалось, как решетка заскрипела, отворяясь, и в коридор выглянул заспанный стражник. Протер кулаком глаза и недовольно уставился в нашу сторону.
— Какого Иблиса* (*Иблис — в исламе: имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом, и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордости был низвергнут с небес. После своего низвержения Иблис стал врагом Аллаха и людей, сбивая верующих с верного пути) ты расшумелся, Мустафа?! Только-только полночь миновала. Ну погоди, сын шайтана! Когда придет твоя очередь отдыхать, мы с Ахметом тоже поднимем тебя задолго до рассвета.