— Со всем старанием, — кивнул тот. Но глазки сощурил. Не прост староста, ох, не прост.
— А купи ты у меня свои товары взад. Недорого возьму.
«А то и вовсе даром отдам. Я ж цен не знаю»
— Купить можно, — поскреб подбородок Михай. — Только денег у общества почти совсем не осталось. На подать воеводе и то едва-едва наскребли… Но… — тут его глаза заблестели, как у кота, заметившего мышь. — Есть один способ решить все к общему удовольствию.
— Излагай… — я спешился и присел рядом. Словно невзначай, слегка толкнув плечом старосту. Мол, давай, не юли. Все свои…
— Ты же, господин хороший, от нас все равно в Смоленск двинешься?
— Не решил еще. Но, допустим…
Староста неуверенно поерзал на скамье, еще разок поскреб бороду. Мне даже показалось, что он от натуги мыслительного процесса чуть не испортил воздух, но в последний миг удержался. И таки решился…
— Понимаешь. Мы платим воеводе Корольковичу четыреста талеров в год. Через неделю, аккурат на Троицу подходит время выплат. Деньги мы, конечно, собрали… Лучше уж самим отдать, чем сборщика подати с гайдуками дожидаться… Дороже встанет. Но это все, что у нас было… А хотели посевного зерна прикупить и дополнительно к площадям с озимыми, еще десяток-другой моргов* (*морг — стар. мера площади, примерно 0,45 га) засеять. Стельных ярок с десяток… Глядишь, к середине лета и отелятся.
— Погодь, погодь… — остановил я излишне говорливого крестьянина. — Мне твое хозяйство не интересно. Я все равно в нем ничего не смыслю. Ты о деле говори.
— Угу… — покивал тот. — По делу… Хотели мы просить воеводу освободить деревню на год от податей. Но разве ж такой вельможный пан станет с холопами разговаривать? Вот я и подумал, ты такой важный господин. Поговори с Корольковичем… Попроси за нас. Вдруг, сладится. А уж мы, ради такого дела, четверть оброка тебе за труды отдадим.
«Вот же шельма… И мед ему принеси, и ложку подай. Знаю я ваши яровые да ярки… небось, на сэкономленное золото оружие прикупить задумал. Да пригретое разбойниками место на битом шляхе занять. А с другой стороны, мне какая разница?»
Заметив сомнения, староста решил подсластить плюшку.
— А как мои хлопцы себя в бою показали?
«О, кстати. Что-то парни подзадержались. Пора бы уже и управиться. Или их, как татарин казака, спасенная от лиходеев девица не отпускает? Смешено…»
— Ничего. Если подучить — будет толк.
— Вот и забирай к себе в науку. На год они твои холопы. За харчи… Потом, хоть оставляй, хоть прогони — слова поперек не скажем. Что скажешь? Сговоримся?
— Можно… — кивнул я и таки реально подпрыгнул от струнного перебора.
«Вы приняли задание «Освободить жителей Полесья от податей»
— Раскудрить твою через коромысло!
Во, развели. Хотя, чего я вскинулся? Ведь и так почти готов был согласиться. А староста, может, и не хитрил вовсе. Как честно смотрит, хоть портрет Искренности с него пиши.
— Вот спасибо! Вот уважил, милостивец! По гроб жизни… Ты только не затягивай разговор с Корольковичем. До Троицы уж недалече. А нам надо заранее знать, согласился воевода или нет.
— Далеко отсюда до Смоленска?
— Не-а… Рядом… Если по тракту на закат и никуда не сворачивать. Дня три, не больше. Не торопясь — четыре. О, а вот и твои выученики пожаловали…
Михай первым заметил «двух с ларца, одинаковых с лица». В том смысле, что морды у обоих аж светятся. Так и хочется каждому по ложке уксуса сунуть, чтобы не сияли, как надраенные самовары.
— Что скажете, сынки? Чем порадуете?
— Вот, господин, — один, который чуть-чуть пошире в плечах, протягивает мне небольшой кожаный мешочек. — Все исполнили, как было велено. Точь-в-точь. Трупы закопали. Добычу сняли и в общественный амбар снесли. Машенька отцу не пожаловалась. Мельник награду передал. Десять целковых. Один к одному.
«Всего-то… — возмутилась моя жаба. — Да я сам бы Машеньке столько отвалил… за упущенную выгоду. М-да…»
— И вот еще эту безделицу просил принять… — второй протянул мне какой-то засаленный сверток. — Сказывал, ему без надобности. Почитай от деда еще в сундуке пылится. А тому, кто по миру странствует, пригодиться может.
Я еще и в руки сверток не взял, а уже понял: карта! Бинго! Потому что я теперь, со слепого кутенка, тыкающегося мордочкой во все стороны, чтобы хоть что-то разузнать об этом мире, становлюсь зрячим. Даже не так — гордой птицей, парящей в небесах. Ибо такая ширь передо мною раскрывается, что аж дух…