— Правда, что ли? — оживились те.
— Хоть побожиться… Приставайте ко мне на службу. Золотые горы не обещаю, но сыты будете.
Сердюки переглянулись.
— И в чем же наша служба будет? — уточнил все тот же казак, видимо старший. — Я к тому спрашиваю, сударь, что ты в дороге. А мы больше пешими воевать привыкли… За конными не угонимся.
— И не надо. Я нанимаю вас, сопроводить обоз в мое село. А там — сами на все смотрите и думайте. Решите остаться — к наказному атаману обратитесь. Его ни с кем не спутаете. Худой и бледный, как будто без солнца вырос. А захотите уйти — вольному воля. Ударим по рукам — берите с возов все что ваше и готовьтесь в дорогу. Ну как? Согласны?
Вместо ответа сердюк плюнул в ладонь и подставил под хлопок.
Хорошо ляскнуло. Надежно. По-мужски. Можно предположить, что гарнизон Замошья увеличился на четверых профессиональных воинов.
Джуры, совсем молодые хлопцы, стояли чуть в сторонке. Почтительно дожидаясь когда их очередь придет. С ними ходить вокруг да около не стал.
— Здорова, орлы. Под мою руку пойдете?
— Пойдем, батька… — хлопцы аж в пояс поклонились. — Ты не думай, мы не из боязливых. Ночью нас взяли. Дозорного сняли, а нас во сне повязали.
— Я и не думаю. Забирайте из табуна своих коней и готовьтесь в путь.
Гайдук подошел сам. Летами постарше. Из тех, кому за порядком в селениях глядеть привычнее, чем в бой идти.
— Челом, пан атаман. Примешь к себе? Верой и правдой служить стану.
— Приму. Поможешь сопроводить обоз в Замошье, подойдешь к старосте. А он уже решит, к какому делу тебя приставить. Вернусь через месяц. Если что не так, вернемся к разговору снова. Годится?
— Да…
Гайдук степенно поклонился и пошел к Хозяину обоза, с которым уже беседовали сердюки.
Теперь, наверно, надо было с воительницей переговорить, но сладкое или горькое, как получится, решил оставить на потом. Сперва — основное блюдо.
Крестьяне понуро стояли возле возов. И особой радости на их лицах, по причине освобождения, не наблюдалось. Оно и понятно… «Белые придут — грабят. Красные придут — грабят…» Хозяева меняются, а для тружеников одна судьба — хомут или ярмо… если женатый.
— А скажите-ка мне, люди добрые, вы переселенцы или тати вас с насиженных мест взяли?
Мужики переглянулись.
— По разному, барин… — ответила одна из молодок. Видимо, самая бедовая. — Теодор и Матияш — погорельцы. А Акима и Дуняшу людоловы схватили, когда они с заработков возвращались. Мы с Василием и братом его — из-под Брацлава. В степь ушли лучшей доли искать.
— Втроем? — удивился я.
— Не…— мотнула говорливая молодица головой. — Из трех сел уходников собирали. Да только побили нас, едва за Умань перебрались. Кто жив остался, по степи, как перепела рассыпались, от ястреба прячась. Да, видно, доля такая выпала. Далече не ушли. И трех дней на свободе не пожили, как другим лиходеям попались…
Молодка замолкла и глаза опустила. Понятно. Ей, небось, совсем не сладко пришлось в бандитском лагере. Ее подруга по несчастью, да и мужики тоже пригорюнились. Понятно, они же не знают, что для них смена хозяина значит. Может, и не закончилось лихо, а только начинается самое страшное…
— Зря, красавица, на судьбу пеняешь… — поспешил отвлечь я крестьян от печальных мыслей. — Мы не людоловы и живым товаром не торгуем. С этой минуты вы все вольны идти, кому куда вздумается. Но, если захотите попытать счастья в моем селе, то идите с обозом. Тут недалече. Два-три перехода. Там спросите Анастасию. Она вам найдет и работу, и жилье. Пока пидсусидками будете, а глянетесь обществу... Впрочем, забегать не будем. На сегодня и этого хватит. Думайте, пока обоз не тронулся. Дальше — живите, как хотите.