Вот и славно. А теперь ужинать и спать. Смотр войскам и новоприобретенным попутчикам устрою завтра. Но, даже, не глядя на их статы, могу спорить на что угодно, что ни ведунья, ни влюбленный ветеран в отряде лишними не будут.
Глава 11
Глава одиннадцатая
На следующее утро первым делом метнулся на рыночную площадь. Немного поторговался и в двух лавках сбыл все нажитое по пути в Переяслав имущество. Кроме пары лошадей, которых по-прежнему держал для себя. Немного осталось до следующего уровня. А как дорасту, то все заработанные очки вложу в ловкость и верховую езду. Боевой конь — это хорошо, но скаковая лошадь — лучше. Особенно, если все чаще начнут конники нападать. Тут скорость и маневренность будут иметь гораздо большее значение, чем дополнительные очки здоровья.
К слову, разжились мы неплохо. На сбыте трофеев я поднял две тысячи. Даже с небольшим хвостиком. При том, что кое-какое барахлишко получше отобрали себе мои девушки. Ведунья Оксана сперва покочевряжилась, мол не к лицу девице в мужском платье, но — поговорив с «сестрами», мнение изменила. Правда, на одежку с чужого плеча не согласилась. Сама сходила на рынок, а вернулась — в шароварах, жупане и шапке.
Вот только глядя на нее, я первым делом вспомнил поговорку о шиле в мешке. Тут и наблюдательности Касьяна не надо, чтобы распознать ряженую девицу. Купи Оксана одежду даже на три размера больше — ее выдающиеся округлости все равно вылезали бы наружу, как привратные башни. Что, к слову, в прежнем, женском наряде, гораздо меньше впадало в глаза, чем в приталенном жупане.
Часа через два, когда с торговлей и сборами было покончено, я распорядился седлать коней, а сам решил еще разок заглянуть в кабак. На судьбу. Мало ли… Вдруг еще кто интересный мне за это время появился.
Не ошибся, но и не угадал. Никаких новых путешественников в корчме не объявилось, зато имелся весьма озабоченный крестьянин. Он даже за стол не присел, так и торчал возле дверей, с надеждой взирая на каждого входящего. А глаза, как у побитой собаки.
— Погорелец что ли? — не смог пройти мимо. Остановился рядом, ожидая ответа и прикидывая, сколько подкинуть страдальцу на бедность.
— Доброго вам здоровья, ваша милость, — привычно согнулся тот чуть не до пола. — Бог милостив, цела деревня. Другая беда у нас приключилась. Похуже…
— Вот как? И что может быть хуже пожара? Наводнение? Откуда ж ему взяться? Которую неделю сушь…
— Бандиты, ваша милость, — тяжело вздохнул крестьянин. — Почитай седмицу уже, как в деревне нашей банда постой себе учинила. Все что нашли — отняли. Скотину порезали… Баб помоложе и девок, которую поймают, сразу к себе тащат… Запугали так, что даже старухи из домов нос казать боятся. Стыдно сказать, мужики в огородах хозяйничают. Воду из колодца сами носят. Помоги, барин! — бухнулся в ноги. — Век за тебя Господа молить станем.
— А чего ж своему господину не пожалуетесь? Чья деревня то?
— Полковника Барабаша, барин… — крестьянин не торопился подниматься. — Да только нет его. В поход ушел…
Я хмыкнул.
— Небось, чужую деревню грабит… В отместку.
— О том не ведаю, барин… Помоги.
— А далеко твоя деревня?
— Нет, барин. Туточки, недалече будет… — он с такой надеждой глядел, что не повернулся язык отказать. — Я за ночь добег. Как ироды в избу вломились, так я через окошко наружу и сиганул. Конному часа четыре.
— Герой… А семью, значит, разбойникам оставил?
Мужик пригорюнился, но ответил без особого переживания.
— Дык, а чего? Старшую дочь я в погреб спрятал — не найдут. Малышня сопливая им без надобности. А баба у меня такая страшная, что если б не приданое, то и черт бы с ней не оженился. Как рассмотрят получше — сами сбегут.