— Чего звал, староста?
— Разговор имеется. Выходи, выходи… не обидим.
Кузнец пожал плечищами, мол, да я не против — можете попробовать, если здоровья не жалко. Но наружу вышел, вытирая руки о кожаный передник.
— Если разговор долгий, то пойдем в тень…
Неподалеку от кузницы росла старая груша. Раскинув толстые ветви, что шатер. К стволу был придвинут небольшой стол и несколько чурбаков.
— Присаживайтесь, угощайтесь, говорите…
Кузнец исполняя обязанности хозяина быстро наполнил из кувшина чем-то пенным три кружки и от пил из одной. В кружке оказался чуть забродивший ягодный взвар. Кажется, его еще морсом называют. Точно не знаю.
— Теперь можно, ваша милость,— сообщил староста, имея в виду, что в такой компании мои слова уже не пропадут зря.
— Хорошо… Слушайте… Новость у меня для вас не так чтоб очень плохая, но неприятная. Проведали лазутчики ляхов, что в Масловом броде прячет родных сам Хмель. И всем воеводам король повелел отыскать наемников среди православного воинства, которые взялись бы деревню сжечь, а семью гетмана извести.
— И это ты, ваша милость, считаешь не очень дурной вестью? — всплеснул ладонями староста. — Какая же тогда — плохая?
— А то, что Смоленский воевода Юрий Обухович, такого человека уже отыскал, подговорил и к вам направил.
Староста буквально подпрыгнул.
— Где ж такой Иуда нашелся?! Знаешь его, ваша милость?
— Как не знать, если он перед тобой сейчас сидит…
Староста онемел, а кузнец — напротив. Увалень увальнем, а метнулся ко мне, как молния. Хорошо, я ждал этого и был готов. Он еще только приподнимался, а я уже завалился на бок и пистоль выхватил.
— Тихо. Без глупостей. Староста, угомони Степана. Он, конечно, крепкий, но пуля и быка уложит. Пораскинь мозгами — стал бы я вам открываться, если б со злым умыслом пожаловал?
Взгляд старика стал более осмысленный.
— Гм… Верно. Ты… это… Степушка… сядь, Христа ради. И не скачи, аки пардус взрыкивающий. А ты, ваша милость, чем людей пугать, лучше обскажи все за порядком.
— Так я и рассказываю… — первый раунд мой. Отхлебнул еще с кружки и продолжил. — А издалека начал, чтоб вы поняли: то что предложить хочу, единственное решение.
Кузнец, похоже, вообще многословием не страдал, а староста промолчал — проникся, значит.
— Маслов брод придется сжечь.
— Помилуй Бог, ваша милость! — вскричал старик. — Это как же?!
— Так, чтоб и сомнения ни у кого не зародилось. Не обязательно все избы, но ту — где беглецы прятались — до основания. Уверен, лазутчики ляхов точно знают, где их поселили и… может быть, даже сейчас за деревней следят.
Староста беспокойно заерзал, явно борясь с желанием оглядеться.
— И если я уйду, ничего не сделав, — седмицы не пройдет, как Обухович о том узнает. Это, если у них почтовых голубей нет. И что сделает воевода? Правильно, пошлет других наемников. А те уже предупреждать вас вряд ли станут. Смекаешь?
Старик удрученно кивнул. Потом мысль мелькнула, и он вскинул голову.
— Не надо жечь! Я гонца к гетману отправлю, он охрану пришлет. Вот ляхи и не сунутся больше.
— Считаешь Хмельницкого глупее себя? — вздел брови. — Что ж он до сих пор этого не сделал? Объясняю… Во-первых, — скольких охранников будет достаточно? Полсотни? Сотня? Полк? Где их расселить, чем кормить? Во-вторых, — враг всегда сможет прислать воинов больше. Нападут ночью. Защищать деревню, вокруг которой даже частокола нет — все равно, что в засаду угодить. Все полягут. А в-третьих, — война близко, и нет у гетмана лишнего отряда казаков. Особенно таких, которым как себе верить можно. Десяток-два, может, и собрал бы из ветеранов и долечивающихся, но это ничего не изменит. Нет надежнее способа уберечь что-то ценное, как спрятать понадежнее.