Разве определишь теперь, когда именно в его отношениях с Наташей проблеснули первые сполохи?
После «морской» прогулки вернулись в Ташкент поздно. По дороге Дмитрий уговаривал Наташу заехать к нему, посмотреть квартиру. Она отказалась, в мягкой форме, но решительно.
Жила Наташа неподалеку от текстильного комбината. Улочка была тенистая, темная. Они еще долго целовались в машине, наконец Наташа упорхнула. Договорились встретиться завтра в пять вечера на станции метро «Хамза».
Дмитрий совершенно потерял представление о времени и приехал к Степану Афанасьевичу, жившему в собственном домике в районе тракторного завода, около трех часов ночи. Заспанный Бутенко долго ворчал. Потом они пили на террасе вишневку и закусывали малосольными огурцами — совершенно невообразимое сочетание. А после Дмитрий шел через весь город пешком и громко напевал — ничего подобного никогда раньше он бы себе не позволил. Он шел мимо притихших маленьких домиков и мимо девятиэтажек с темными окнами и удивлялся, — неужели люди — столько людей! — могут спокойно спать, когда мир так прекрасен. Как им не жаль тратить время на сон?!
Неподалеку от площади Горького он встретил девчонку в белом платье. Она шла босиком, неся туфельки в руке, и тоже пела. Они обменялись открытыми взглядами, как единомышленники, как участники некоего привилегированного сообщества влюбленных. Потом девушка подошла к нему и крепко поцеловала, как поцеловала бы брата, и пошла, вся светящаяся радостью.
В ту ночь он вообще не ложился спать и был счастлив — ни одной черной мысли.
С Наташей они встретились в пять, как и уславливались. На ней было малиновое платье с черной отделкой, рыжеватые волосы были уложены по-праздничному и, казалось, парили над красиво посаженной головой.
— Ты изумительна! — сказал он. — Ты великолепна. Я ужасно рад, что встретил тебя.
Он не помнил ответа, но запомнил ее чудесную улыбку.
В тот вечер она согласилась зайти к нему.
— Ты здесь живешь? — спросила она.
В ее голосе он уловил легкое недоумение и внимательным взглядом обвел свою комнату. До сих пор комната казалась ему прекрасной. Пять лет он прожил в студенческом общежитии, потом еще полтора года в общежитии «Гидростроя», в вагончиках на трассе. Вступление в права владельца отдельной квартиры было для него великим событием. Пойти на кухню, чтобы поставить чайник и твердо знать, что плита не занята — удовлетворение от этой мысли может испытать лишь тот, кто долгое время был знаком с уютом понаслышке.
Правда, его квартиру уютным гнездышком пока не назовешь. Кроме дивана, телевизора, магнитофона и нескольких полок с книгами в ней ничего нет. Обедает он на подоконнике, но в этом не видит никакой трагедии. Когда у тебя прекрасный аппетит, то и на подоконнике можно отлично пообедать.
К тому же в ту пору Дмитрий не отрешился от многих студенческих привычек. А в годы студенчества он жил скромно. Стипендия плюс ежемесячные двадцать пять рублей из дома — вот все, чем он располагал. Летом иногда подрабатывал в студенческих стройотрядах. Но вообще-то ему хватало — на обеды, ужины, кино и даже на новые носки. Когда в его жизни появлялись девушки, он все равно как-то выкручивался: либо занимал у кого-то из ташкентских, либо ел два раза в день борщ без мяса и рисовую кашу. В крайнем случае переходил на чай с хлебом. А там опять жизнь расцветала радостными красками. Собственная необеспеченность никогда не тяготила его. Напротив, он считал это испытанием. И это испытание он выдержал.
Точно так же жили его друзья. Если вдруг у кого-нибудь перед стипендией заводились по счастливой случайности деньги, тратили их сообща. Если денег не было ни у кого, компенсировали их отсутствие доброй шуткой. Когда ты молод и у тебя куча друзей, чай пополам с шуткой отлично питает. Возможно, кое у кого на этот счет другая точка зрения, но в их кругу нытиков не было.
Первые месяцы работы в мехколонне Дмитрий ощутил себя Крезом. Оклад, коэффициент, надбавки, командировочные — солидная прибавка для человека, привыкшего считать гроши. Но и к этой перемене Дмитрий отнесся спокойно.
Первым делом он купил себе магнитофон, о котором давно уже мечтал. Потом, когда Бутенко научил его вождению, начал подумывать о мотоцикле. Принялся копить, но страсти к накопительству никогда не появлялось. Оно было не в его характере. Если на толкучке попадалась интересная книга, выкладывал за нее, не торгуясь. Охотно ездил на такси, никогда не думая, что мог бы сэкономить эти два-три рубля. Когда у него просили взаймы, не отказывал, хотя иной раз долг ему не возвращали.