— Они еще не знают про выгоды. Думают, зарабатывать станут меньше, а у нас больше будет заработок.
— Это какой же будет у вас заработок, очень интересно?
— Да хоть по тысяче рублей можно, если взяться как следует.
Директор смеялся долго и весело.
Назар зарделся, уязвленный его смехом. Заговорил горячо, торопливо:
— Если безнарядку создадим, все силы будут направлены на конечный результат, на урожай.
— А сейчас куда вы их направляете?
— На месячный заработок. Главное для всех сейчас — получить побольше. Как бывает: культивировать надо на второй скорости, а тракторист скачет на четвертой. Там росток срезал, там придавил. О завтрашнем урожае не думает, главное — ему сейчас получить побольше по наряду. Ведь так?!
— А тут твоя работа, бригадир! Следи. Контролируй. Сознательность воспитывай. И потом, не все такие рвачи. Ты же не делал так?
— Делал.
— Понимал и делал? Н-да… — Разумеется, все сказанное Назаром не было для него открытием. Удивляло другое: об этих проблемах думает уже не только интеллигенция, но и рабочие, и даже такие вот зеленые юнцы. И не только думают, а берутся решать их. Он подумал, что в парне что-то есть. Только что? — Плохо, товарищ Санаев, очень плохо.
— А вы мне красные вымпелы вручали. За быструю культивацию.
— Значит, я виноват?
— Не вы — поденщина устарела. Не помогает она урожаю.
— А премия?.. За сверхплановый урожай.
— Далеко она. И то ли будет, то ли нет. Да и маленькая она, премия-то. Поэтому мы о ней не думаем и в расчет не берем. А при безнарядке, когда расчет будет за конечный результат, все по-другому обернется, тут мы заинтересованы будем.
— Чтобы по тысяче в месяц?
— Так понятнее объяснять. Можно и по тысяче зарабатывать, вот увидите.
— Вижу, продумано у тебя все основательно. Ладно! — Директор взял бланки договора, вложил их в книжечку и кивнул Назару: — Разберусь на досуге. Через месяц зайдешь.
— Нельзя через месяц, — пролепетал Назар в смятении. — К севу надо готовиться.
— А ты и готовься!
— Люди должны знать…
— Ты, что же, мне не веришь? — нахмурился директор, отмечая, что парень слишком уж настырен. По натуре такой или силу за собой чувствует? То и другое Турсунову не нравилось, он гневно сверлил Назара взглядом, давая понять, что недоволен его назойливостью. И в то же время ждал, скажет он про Шалдаева или нет? Откроется или будет хитрить.
— Я-то… могу верить…
— Что тогда сидишь? Иди.
Назар поднялся и вновь сел, обожженный мыслью, что, вернувшись без подписи, он потеряет Степана Матвеевича, Зину. И вообще все потеряет. Он ерзал на стуле, умоляюще смотрел на директора.
— Вы сейчас подпишите, Марат Касымович!
— Указывать будешь?! — холодно произнес директор.
— Марат Касымович, если не сейчас, то… Шалдаев уедет.
— Пусть едет! — Турсунов облегченно вздохнул: парень не хитрил, не было за ним никого. Потому проучить его, поставить на место надо.
— А с кем работать тогда?
— Найдем.
— Но почему вы не хотите сейчас подписать?
— Как это — не хочу? Не могу! Не имею права. Вот изучу — тогда пожалуйста.
— Но вы же изучали… полтора года. Такой договор вам Шалдаев давал.
— Ты не забывайся, — одернул его директор, — я в этом совхозе пять лет, себе не враг и знаю, что делаю. Иди! Ты свободен.
— Я… Шалдаеву обещал, что вы подпишите…
— Вот оно что! — с возмущением заговорил Турсунов, получив, наконец, подтверждение словам заведующего отделением. — Ты обещал, а я должен не глядя подписывать любую бумажку?! А какое ты имел право обещать?! Я тебе разрешал распоряжаться?
— Я думал… Иначе… он бы уже уехал, — сказал Назар, чувствуя, что разговор дошел до черты, за которой может вылиться во что-то страшное, чего и предвидеть невозможно. Но и остановиться, отступить он не мог. Словно несет его по льду грузовик, и он не может им управлять. — Если он уедет, то мне не станут верить, поймите же!
— И ты решил за мой счет поднимать свой авторитет?! Вот ты каков, эн-ту-зи-аст! — усмехнулся Турсунов. — Действительно, новатор!
— Марат Касымович, простите меня. Я больше не буду…
— Надеюсь.
— Но подпишите…
— Так ты и не понял ничего, — вздохнул директор.
— Понял… Вы специально…
— Догадливый, значит! — Директор смотрел на сжавшегося, растерянного и, казалось, раздавленного парня, но видел в нем какую-то упрямую силу, просто пугающую. И терялся, не зная, что делать дальше. Какая молодежь подрастает — никого не боится, спорит с директором, как со сверстником! И это в первый день. А что потом будет? Нет, укротить надо сразу и навсегда, решил он. — Прощу тебя на первый раз, но чтобы больше таких фокусов не было.