— Как же так, Степан Матвеевич! Бекташ сказал, что давно они договорились. Потому и послал нас. Что ему сказать?
— А вот… — кивнул Шалдаев на тыкву, — отнесите это ему.
— Чтоб все видели? — сказал Джахангир, поднимаясь.
— В тряпку завернем.
— Пусть сам заберет, — повернулся Джахангир и вышел из дома, не прощаясь. За ним вразвалку плелся Урун и все недоумевал:
— Как же так, а?
Когда сваты ушли, Шалдаев засмеялся.
— Вот так Зинка! А ты-то, ты-то обрадовалась! Ах, как захотелось богатой родни! И лепешки-то им горяченькие, и закрутилась, и заулыбалась.
— Гуляла она с ним… Думала, любит.
— Про корову да индюков ты думала!
— А что, по-твоему, всю жизнь ни кола, ни двора своего не иметь — это лучше? Вот и думала я…
— А зачем ему надо, чтоб мы корову купили? Не знаешь? А ты подумай. Об этом очень даже стоит подумать!
— Не знаю.
— А ты все же посоображай. Триста совхозных коров голодают: вечно кормов не хватает, хоть силосуют для них и прессуют. А двести личных коров без всяких пастбищ и кукурузных полей кормятся. Чем?
— Достают где-то… Косят по обочинам.
— Это где же столько обочин?
— Ну, я не знаю.
— А он — знает! Заведешь корову — к нему пойдешь на поклон. Дайте кормов, пожалуйста. И он тебе даст! Три шкуры снимет да еще благодетелем останется. А как же, помог! Выручил! И ты его — благодари. И помалкивай.
— Если так все пошло, не даст он нам житья. Уедем давай, Степа.
— Только сначала поедим.
Но поесть Степану Матвеевичу опять не пришлось. Ворвался Бекташ, заметался по комнате.
— Зина!
— Нет ее. Тыкву можешь забрать, — сказал Шалдаев.
— За что? — стонал Бекташ. — Мы же договорились, что до уборочной… Варвара Ивановна, вы же знаете.
— Ничего я теперь не знаю, — отвернулась Варвара Ивановна.
— Да нет… Я же машину ей куплю, чтоб ездила… И она хочет… Да любит она меня, Степан Матвеевич!
— Есть будешь? — спросил Шалдаев.
— Чего? — не понял Бекташ.
— Да вот… дадут мне что-нибудь, наконец! — повысил голос Степан Матвеевич, и Варвара Ивановна побежала на кухню.
— Степан Матвеевич, помогите! — умолял Бекташ.
— Ты, парень, голову не теряй. Нет так нет — не судьба, значит.
— Из-за Назара все! Из-за дурацкой его безнарядки! Я же знаю, он никто был… Вот он был… — постучал кулаком по столу Бекташ. — А тут стал интересным, новые слова стал говорить. Повторяет чужое, как попугай.
— Еще и делает. Не заметил?
Шалдаев достал из серванта графинчик с настойкой.
— Давай выпьем для аппетита. А то у меня с утра его нет.
— А вон еще гости идут, — кивнула Варвара Ивановна на распахнутую дверь.
Вошла Зина, воинственно настроенная и возбужденная, и за ней тихо и робко ступал Назар.
— Здравствуйте, — отвесил Назар общий поклон, приложив руку к сердцу.
— Здравствуй, — кивнул Степан Матвеевич и предложил садиться за стол. — Прошу.
— И ты здесь, — заметила Бекташа Зина. — А я тебе отправила подарок.
— Зина, мне надо с тобой поговорить.
— Нам больше не о чем говорить. Уходи!
Зина резко отвернулась от Бекташа и пошла к столу. Обиженно глядя на отца и мать, объявила:
— Вы хотели скорей выдать меня замуж…
— Чего придумала, — махнула рукой Варвара Ивановна.
— Дальше! — приказал Шалдаев.
— Он тоже хочет скорей жениться на мне, — Зина взглянула на смущенно топтавшегося Назара. — Я согласна.
— Мы в пятницу распишемся, — сказал Назар. — И комсомольскую свадьбу…
— У-убью! — заревел Бекташ и, метнувшись к столу, подхватил за торчащую кочерыжку тыкву, вознес ее над головой, но тыква упала, расколовшись. Бекташ выскочил из комнаты.
Зина и Назар молчали. Варвара Ивановна с трудом пришла в себя и подумала: что же дальше-то делать? С новой родней о свадьбе сговариваться?
— Что ж ты молчишь, отец? — толкнула она мужа в спину, и он повернулся к ней, проговорил, ломая лепешки:
— Ло-ма-ю… Все ешьте!
9
Директор нервничал. Утром проехал по бригадам — что-то мало людей на полях. Хлопок очищен от сорняков лишь у обочин дорог, а вглубь зайдешь — сплошные заросли. Неужели каждого надо уговаривать, чтоб сделали положенное, размышлял он. Да, видно, придется и уличать, и ругаться, и требовать. Появилось это чувство раздражения после того, как он заглянул на карты девятнадцатой бригады, походил по ним, чистым, без единой травинки в рядках, тайно повосхищался. И людей ведь в девятнадцатой бригаде в три раза меньше. В три! Это влекло за собой необходимость многое пересматривать, переделывать, менять, на что не было ни времени, ни средств, ни чего-то еще, пока непонятного, но, наверное, существенного.