Незадолго до начала танцев они сидели в столовой. Васька принес бутылку спирта, добытую с ухищрениями: во время путины алкогольные напитки в магазине не продавались.
— За дальнейшую дружбу! — предложил он, набулькав жидкость в алюминиевую кружку — одну на двоих.
— Давай, — согласился Гребенщиков.
— Желаешь начистоту? — после короткой сосредоточенности спросил Васька. — Картина перед нами такая: девчонку пополам не разорвешь. Так? А нравится она нам обоим…
Гребенщиков не отвечал — но бесцветные глаза его были печальны.
— Снова молчанкой отделываешься? — вспыхнул раздражением Чеботнягин. — Хитрый ты, жук!.. Но все же давай напрямую. Начинаю с себя. Чтобы нынче ее увидеть, я чуть не на коленки встал, но упросил одного кента вместо меня к неводу сходить. А какие чувства у тебя?.. Короче. Предлагаю по-честному — чья возьмет!
Подперев голову кулаком, Мишка не ответил.
— Ну? — нетерпеливо переспорил Чеботнягин. — Друг против друга ничего быть у нас не должно. Кто понравится — тот в дамках… Причем, насколько я понимаю, на данном этапе шансы даже в твою пользу… Да ты вякнешь что-нибудь или нет?
Мишка склонил голову — кивнул. Тогда Чеботнягин налил себе, стукнул кружкой о бутылку и, выпив, негромко замурлыкал: «Когда я на почте служил ямщиком…»
Танцы проходили в одноэтажном барачном здании. К тому же было оно еще и темным: вся мощь движка работала на нужды производства. Освещение создавала огромная плошка — коптилка с солярой, из которой торчал толстый фитиль.
Звучный скрип аккордеона рассек галдеж. Стихийная до этого толпа начала разбиваться по парам. Васька, только и ожидавший этого момента, изящно оттопырив локоть, пригласил Тоню, которая пришла даже раньше, чем обещала. Мишка, как сидел, так и остался на скамье, придвинутой к стенке.
Кажется, на всех он смотрел с одинаковым равнодушием. Но то была лишь видимость. Его исподлобья взгляд упорно выискивал в колышущейся толпе золотоволосую девушку в розовом платье и парня, который был его другом. Мишка и не ощутил, как размял в пальцах спичечный коробок…
Они подошли, довольные. Тоня, спеша занять место, быстро села рядом. Словно оправдываясь, тихонько призналась:
— Умаялась за день! Ноги не держат…
— С непривычки это, — почему-то также шепотом успокоил Гребенщиков.
— Чего не танцуешь, Миша? — кокетливо поправив платочек, спросила Тоня. — Смотрю издали — сидит. Другой раз смотрю — опять сидит…
— А он со всякой встречной-поперечной не желает! — вмешался Васька, который все время стоял рядом.
И, отведя взгляд от потупившегося дружка, обратился к Тоне:
— Хочешь, шейха закажу?
Не дожидаясь ответа, он полез через толпу в непроглядный угол, где сидел аккордеонист. Только Васька скрылся, как жердястый парень с маслянисто отсвечивающей гривой, ниспадающей на воротник коричневой поролоновой куртки, оказался рядом с Тоней.
— Прошу, девушка, на следующий!
— Это с какой стати? — отрезала она.
— Отойди, не стеклянный, — глухо добавил Мишка.
Парень собрался что-то ответить, но тут враз с разухабистой музыкой шейка появился Васька.
— Пошли! — как своей, бросил он Тоне.
— Мы с Мишей танцуем, — заглядывая Гребенщикову в лицо, отклонилась она и взяла его за рукав.
— Этот танец он не уважает, — сказал Васька, незаметно моргнув другу.
Тот отвернулся. Тоня, в недоумении помедлив, ушла с Чеботнягиным, опять уважительно поддерживающим ее под локоток.
И снова Мишка взглядом ловил их в толчее. Тоня танцевала тяжеловато. Зато Васька извивался, точно угорь.
…Когда они вернулись к скамье, на которой оставили Гребенщикова, его там не было.
Он не спеша вышагивал в темноте, перепрыгивая через какие-то колдобины, которых днем и не найдешь, вышел к освещенному пирсу, где не утихала работа — трудилась ночная смена.
Такое впервые в жизни навалилось на него. Были, конечно, встречи. Но как эта?! Вроде нежданно-негаданно захватило оглушительно сладостной пургой… Вот она — любовь!!
Никто, знающий Мишку, не поверил бы глазам, увидев его сейчас — он притопнул ногой, раскинул руки, засмеялся неслыханным смехом. А потом замер, будто вслушиваясь в ночь, после чего пронзительно свистнул, да так, что далеко в море заметались нерпы, прядая крошечными нежными ушками…
В томительности проползло несколько дней. Мишку поставили на засолку. Вместе с напарником — угрюмым бровастым мужиком вдвое старше его возрастом — он откатывал и грузил на машины тяжелые бочки с рыбой, густо сдобренной крупной солью…