Заведующий отделом ушел. Орешкин остался в кабинете, затем вышел в коридор, нервничая, расхаживал по нему и обдумывал, какие ему принять меры, чтобы опровергнуть материалы, представленные прокурором. Свой гнев он перенес с прокурора на подчиненных, которые, как он считал, оказались разинями и дали возможность прокурору рыться, где не следует. И Орешкин твердо решил, что, когда кончится проверка, он разберется, кто из его работников вошел в контакт с прокурором. Таким работникам не будет места в горотделе!..
Вернувшись, заведующий отделом сообщил Орешкину:
— Завтра комиссия горкома займется проверкой фактов, изложенных в представлении прокурора. Она проверит и состояние воспитательной работы в горотделе. В комиссию войдут пять товарищей: два работника горкома партии и трое из прокуратуры.
— Опять из прокуратуры? Я же говорил… — начал было Орешкин, но заведующий отделом перебил его:
— У горкома нет оснований не доверять работникам прокуратуры.
— А я не доверяю Лаврову!
— Но ведь в комиссии будут и работники горкома. Вместе с вами и с прокурорами они сумеют во всем объективно разобраться.
Орешкин вышел из кабинета недовольный.
В течение нескольких дней комиссия горкома партии проверяла работу милиции и убедилась в объективности и правильности выводов прокурора.
На очередном заседании бюро рассматривался вопрос о работе товарища Орешкина. Члены бюро говорили о том, что Орешкин плохо руководит горотделом милиции, допускает нарушения законности.
Орешкин сидел красный, потный.
— Мне осталось четырнадцать месяцев до получения пенсии, — сказал он. — Я прошу дать мне возможность уйти на пенсию с этой должности. Я хочу…
— Нет, товарищ Орешкин, мы не можем в данном случае исходить только из ваших личных интересов, — сказал Давыдов. — Работу милиции необходимо налаживать немедленно, а вы, как это показало обследование, не сумеете с этим справиться.
Бюро горкома единодушно приняло решение об освобождении товарища Орешкина от должности начальника городского отдела милиции, так как он не обеспечивал руководства горотдела милиции и нарушал советскую законность.
Через несколько дней Давыдов позвонил Лаврову и пригласил его к себе. В кабинете секретарь был не один. Поздоровавшись с прокурором, секретарь горкома партии, улыбаясь, произнес:
— Познакомьтесь, новый начальник горотдела милиции, товарищ Туманов.
— Я пригласил вас, чтобы мы здесь вместе обсудили, с чего бы товарищу Туманову следовало начать свою деятельность на новом поприще. Недостатки в работе милиции ему известны, но, чтобы устранить их, потребуется ваша помощь…
— В организации дознания — пожалуйста, мы поможем, — сказал Лавров. — Я попрошу Рябинина поработать в горотделе, пока товарищ Туманов освоится. Что же касается оперативной работы, то в горотделе есть хорошие, добросовестные работники, коммунисты. Они, безусловно, помогут товарищу Туманову. Да и ничего там непостижимого нет. Но первое, с чего нам надо бы с вами начать, — обратился Лавров к Туманову, — это подумать, как привлечь комсомол и общественность к борьбе с преступностью, к наведению общественного порядка в городе.
— Правильно, — подтвердил Давыдов. — Надо навести в горотделе настоящий порядок, обзавестись широким и надежным активом.
VIII
Сидя за своим столом, Глебов разбирал утреннюю почту: требования, справки адресного бюро, характеристики на обвиняемых… Последним ему попался акт криминалистической экспертизы с четкой резолюцией Лаврова в левом углу: «Тов. Глебову».
Не читая описательной части акта, Глебов нетерпеливо открыл вторую страничку и прочел заключение:
«Представленные на экспертизу куски бумаги различной формы и величины являются обрывками газеты «Известия» с печатным текстом. Исследуемый карандашный штрих расположен на свободной от печатного текста верхней полоске первой страницы и является продолжением штриха, образующего цифру «5», написанную от руки химическим карандашом. Каких-либо других надписей, сделанных от руки карандашом или чернилами, не обнаружено».
Из конверта, подклеенного к заключению, Глебов извлек в несколько раз сложенный лист тонкой прозрачной бумаги, соответствующей по формату газетному листу, с аккуратно наклеенными на него обрывками газеты. Пятна крови были сведены с них, и на верхней белой полоске Глебов действительно увидел голубовато-серую, размашисто написанную цифру «5».
Оторванным оказался верхний правый угол газеты. Цифра «5» находилась у самой границы разрыва. «Что означает цифра пять? — растерянно подумал Глебов. — Номер дома или номер квартиры?.. Скорее всего, это дом, а квартира и фамилия подписчика, вероятно, остались на оторванном куске…»