IX
Лавров слушал доклад Глебова о вчерашнем расследовании.
— Рубовых я пригласил сегодня к десяти, — сказал следователь. — Может быть, вы сами побеседуете с ними?
— Нет, я прочел протокол, вы допросили их хорошо. Только нужно предъявить им полуось. Может, опознают? — предложил Лавров.
— Совсем забыл! — спохватился Глебов. — Хорошо, что напомнили, Юрий Никифорович. Это я сейчас же сделаю. А потом допрошу Шустову, о которой говорили Рубовы, я ее тоже вызвал, и пойду к Гавришиной, посмотрю, может, обыск придется сделать.
Забрав со стола прокурора дело, следователь вышел.
Когда из милиции принесли полуось, он показал ее Рубовым и Шустовой, но они не опознали. Шустова на допросе подтвердила показания Рубовой и описала приметы мешка, который взял и не возвратил ей Беляков.
Любовь Петровна Гавришина вдвоем с одиннадцатилетним сыном жила на окраине города, на Водовозной улице.
Глебов уже подходил к ее дому, когда заметил на противоположной стороне узенькой зеленой улицы разгороженный широкий двор, в углу которого около большой кучи каменного угля был свален всякий железный хлам.
Мелькнувшая у следователя догадка заставила его остановиться. «Что если?..»
Боясь поверить своей мысли, он перешел дорогу и, войдя во двор, подумал: «Ведь это рядом с домом Гавришиной, а Беляков часто бывал здесь…»
Двор примыкал к конюшне колхоза «Заря».
Старый дед — сторож с лохматыми седыми бровями — приветливо встретил Глебова и охотно уселся рядом с ним на скамью «погутарить».
Поговорив о колхозных делах, Глебов как бы между прочим кивнул на сложенный в углу хлам и спросил:
— Дедушка, у вас тут случайно полуось не найдется?
— Полуось? Кажись, была. А на что она тебе сынок?
— Да нужно. Для одной вещи… — Глебов никак не мог придумать, для чего бы ему могла понадобиться эта штука.
Обернувшись, старик взглянул в ту сторону, где был сложен уголь, потом, кряхтя, поднялся со скамейки и зашел с другой стороны угольной кучи.
— Туточки вона, кажись, валялась, — сказал он. — Да вот нет… Тю-ю! — хлопнул себя по лбу дед. — Да ее ж Сашка Гавришин кому-то отдал.
— Какой Сашка? Гавришиной Любы сын? — спросил Глебов.
— Ну да. Он у меня здесь крутился чего-то, а тут проходил человек, по дороге шел, да и попросил: «Сашка, подай цю железяку». Он ему и отдал. Еще, правда, спросил у меня, можно ли? А я говорю: «Та хай бере, меньше хламу на дворе будэ».
— А когда это было?
— Что?
— Да вот то, что вы рассказали.
— Об этом?.. Да дней пятнадцать, двадцать, может быть, — ответил старик, недоумевая, почему это человек интересуется таким пустяковым делом.
— А в какое время дня? — продолжал опрашивать Глебов.
— Кажись, часов в шесть. Видно еще было.
— Вы не запомнили этого человека в лицо?
— Да я его как облупленного знаю. Он у Любови Гавришиной месяца три жил…
— Интересную вы мне, дедушка, историю рассказали, придется записать… У вас тут стола нигде нет?
— Имеется. В сторожке у меня. Только не понимаю, что же вы тут интересного нашли…
Записав показания старика и попросив его прийти завтра в прокуратуру, Глебов отправился к Гавришиным, проживающим через два двора от колхозной конюшни.
Сашка Гавришин, одиннадцатилетний, бойкий мальчуган, был дома один. Он с восхищением оглядел Глебова и с явным удовольствием узнал, что имеет дело со следователем.
— Мамки нет, она с работы не пришла, — ответил он на вопрос Глебова. — А на что она вам, а, дядь?
Следователь улыбнулся.
— Нужно, Саша. А ты в какой школе учишься? — спросил он, прикидывая в уме, сможет ли допросить мальчика в присутствии преподавателя здесь, не вызывая его в прокуратуру.
— В шестнадцатой, в четвертом «А». На пятерки и четверки, — добавил он, явно желая поднять в глазах следователя свой собственный авторитет.
— Молодец! — похвалил Глебов. — А далеко твоя школа?
— Нет, близко, вон там за углом.
— Это мимо колхозной конюшни идти, что ли?
— Ага.
— Погоди, — сказал Глебов таким тоном, будто внезапно что-то вспомнил. — Это не ты на конюшне старую полуось брал?
— Я. Только мне дед разрешил. И я не для себя вовсе, — вдруг встревожился Сашка.