Проходит с час. Тихо. Онисим то поднимается, то снова сядет.
Впереди слышно посвистывание. Оглушительно трещат пересохшие сучья. Потом топот по гулкой земле. Онисим подает голос.
Гришка бежит к Онисиму бегом. В руках у него куница.
Онисим изумленно разводит руками.
— Будешь хорошо лесовать, — просто и уверенно говорит он Гришке.
В этот день Гришка уходит домой. Он несет десятка полтора беличьих шкурок, тетерку и куницу. Онисим знает, что все это парень понесет на виду через всю деревню, потом обойдет каждую избу и в сотый раз расскажет о своих удачах. Так было во время первых успехов у самого Онисима. Теперь он думает об этом и улыбается. Тогда, гляди, года через два пойдет Гришка по лесу, как настоящий охотник.
Манос со своими людьми расчистил на берегах болота просеки, обнажил на них грунт и по краям просек принялся рыть окопы.
— Как на войне, — с улыбкой говорил он. — А что ты думаешь, мы тоже от врага родину охраняем!
Всегда бодрый, подтянутый, он прохаживался среди своих людей, добродушно подшучивал, подбадривал особенно утомленных. В течение недели он спал по ночам три-четыре часа, но никому и виду не показывал; что хоть сколько-нибудь устал. Один раз Онисим видел, как Манос шел по тропе и на ходу дремал, натыкался на деревья, вскидывал голову и снова дремал.
Тихонько, с большой сердечностью Онисим сказал:
— Проня, ты бы прилег пока у меня на нарах, а то вернутся все и отдохнуть тебе не дадут. Иди, дверь закрой и поваляйся.
Манос пошел в избушку, лег и сразу так захрапел, что Розка, расположившаяся у порога, подпрыгнула и заурчала.
Двух парней, быстрых на ноги, Манос направил в сельсовет за новым подкреплением. Вместе с народом пришли с других пожаров два лесника и с ними мастер леса, совсем еще молодой, светловолосый парень. Узнав, что мастер леса прибыл для руководства работами, Манос с достоинством, сдержанно сказал: «Пожалуйста» и печально улыбнулся.
Парень посмотрел на него добрым взглядом и запоздало отметил:
— А вы все-таки работу проделали большую.
— Работали, — не глядя на него, ответил Манос.
С этого дня Манос опять руководил только своими деревенцами, на маленьком участке болота. Он немного притих. Поговаривал о том, что пора бы дать ему смену, а то вон в колхозе надо устанавливать льномялку: без него там провозятся, да еще сумеют ли наладить! Но работать продолжал он по-прежнему честно и не переставал заботиться о людях. Перед сном всегда обращался к подчиненным.
— Какие ко мне будут вопросы?
Если вопросов не было, кликал Розку и шел к сторонке спать. Розка ложилась поблизости и всю ночь сторожила.
Однажды после обращения Маноса Онисим сказал:
— Я хочу спросить. Только не у тебя.
Манос повернулся к нему, несколько обиженный, и вытянул длинную шею.
— Бабы, — сказал Онисим, — ну-ка, сознавайтесь, которая на Шумиху за ягодами ходила?
Женщины переглянулись, и Мурышиха ответила:
— Все ходили.
— Правильно, все, — повторил Онисим. — Стало быть, и огонь все вместе жгли?
— Нет, огонь мы не разводили.
— Может быть, они и правы, — вмешался Шмотяков. — Кто-нибудь другой…
У Гришки, сидевшего в стороне, захватило дыхание. Вдруг Шмотяков расскажет о том, как они чуть было не стали виновниками пожара!
Шмотяков сделал паузу.
— Кто-то прошел чужой. Кто? Ищи ветра в поле. Виноваты все мы. Надо лучше беречь лес.
— Верно, — сказал Онисим. — Какой-то прохвост, не подумавши, бросил спичку.
Онисиму плохо спалось. Он долго сидел на пороге. Ночь была лунная. На другом берегу озера белела песчаная коса. В тишине что-то плескалось на озере. Онисим тихонько пробрался к берегу и посмотрел из-за кустов.
У самой воды сидел Шмотяков и старательно мыл сапоги.
«Что за чудо? — подумал Онисим. — Как будто на это дня нет. А то дал бы двугривенный бабам, они бы тебе начистили…»
— Андрей Петрович!
Шмотяков вздрогнул, быстро обернулся к старику.
— Вы что это ночью выдумали?
— Днем некогда.
Онисим ничего не сказал. Правда, Шмотяков уходил на работу очень рано и возвращался в потемках. На вчерашний день опять ночевал где-то под елкой.
Онисим наломал сухих сучков, отодрал от березы скалинку, положил все это на огнище и поджег. Костер разгорелся сразу.
— Видишь, — сказал Онисим. — И ночью нет влаги. Как тут потушишь?
И вздохнул.
Утром Онисим присматривался к Шмотякову. Тот выглядел необыкновенно бодро. Он был чисто побрит, в новенькой синей рубашке.