— Ну-ну, — миролюбиво говорил он Игнашонку, — я пошутил.
Но у Игнашонка и Шмотякова разговор, так грубо нарушенный, не налаживался. Оба, недовольные, молчали.
Игнашонок расположился спать на улице вместе с собаками.
— Ты бы в избу шел, — предложил Онисим.
— Нет, — отмахнулся Игнашонок, — ночи теплые, спасибо.
— Ну, дело твое, — сказал Онисим и с тайной тревогой посмотрел на собаку. С тех пор как не стало Лыска, он ревниво охранял Найду.
Он лег и не мог заснуть. Прислушивался к дыханию собак. Игнашонка не было слышно. Какой тихий сон…
Манос на полу храпел и свистел носом, как сурок. Спал он сидя, привалившись к стене, потому что вытянуться было негде, избушка была не по его росту, а спать в корячку Манос не любил.
Луна ушла за избушку. В открытую дверь Игнашонок и собаки были видны на траве темными комками. Онисим смотрел на них. Вдруг Онисиму показалось, что Игнашонок встает. Да, так и есть. Собаки повернулись к нему, Онисим тихонько толкнул ногой Маноса. Тот продолжал храпеть.
Игнашонок встал, прислушался и зашагал к шалашу. Манос перестал храпеть, потянулся, хрустнул пальцами и широко, с протяжным оханьем, зевнул. Игнашонок остановился и стал рассматривать звезды.
Манос вышел из избушки. Вышел за ним и Онисим.
— Ну, развалились тут, — сказал Манос собакам. — Эх, дед, ночь-то какая!
Он протянул руку и тронул лист ближайшей черемухи. Листья были влажные и холодные.
— А что, черная борода, не спишь?
— Бессонница… — ответил Игнашонок и снова лег.
Онисим чиркнул спичкой, разложил костер и сел на траву. Сел рядом с ним и Манос.
— Опять сухо, — сказал Онисим.
— Да…
Они беседовали всю ночь об осени, о погоде.
Рано утром Игнашонок поднялся и хотел уходить.
— Подожди, — сказал Манос, — вот чаю попьем, тогда вместе.
— Спасибо, мне некогда.
Манос все-таки не пустил его. Заставил выпить кружку чаю и вместе с ним ушел в деревню.
Онисим сидит в березняке близ старого выломка со свистком в зубах. Березы наполовину осыпались, в прозрачных вершинах рябчик хорошо виден.
Тихо. Ни лая собак, ни голоса. Теперь горит далеко, в верхах. На пожар ходят из других сельсоветов.
Коротко свистит самец. Онисим отвечает ему и ждет. Вдруг позади начинают шуршать листья. Онисим медленно поворачивает голову. Шмотяков, с ружьем наготове, крадется, осматривая вершины. Наткнувшись на Онисима, бормочет:
— Извини…
— Ничего, — говорит Онисим. — Что с тобой сделаешь? Охотника из тебя не вышло…
Река с Трифоновой курьей далеко позади. Отсюда еле слышен ее шум.
— Хожу в Нименьгу, — поясняет Шмотяков. — Там все с питомником. Правда, и времени нет. Надо бы скорее свою работу заканчивать…
— Да, время позднее. Журавлики пролетели…
Улыбнувшись и кивнув Онисиму, Шмотяков уходит. Подождав, пока стихнут его шаги, Онисим возвращается к себе в лес.
Чудно проходит эта осень. Онисим почти не жил один. Все его путики исхожены вдоль и поперек. И он не видит в этом ничего особенного!
Вот опять кричат. Мурышиха. Эту узнаешь из тысячи. Только что хотел посидеть со свистком в березовой роще. Прощай, рябочки. И все-таки Онисим доволен. Он идет к ним навстречу и хмурит брови. Помешали! От них никуда не укрыться…
Женщины смущены.
— Не сердись, дедушка Онисим, — говорит Александра. — Хочешь, я тебе ягод дам?
Она идет рядом и ласково касается его плеча рукой.
Конечно, немного погодя приходит этот дуб, Гришка. Он неузнаваемо весел. Даже лицо у него кажется полнее. На нем новая клетчатая рубаха, хорошие сапоги. Теперь герой! О нем говорят по всему сельсовету. Как же! Принес куницу!
Мурышиха поглядывает на него. Потом тихонько произносит:
— Гришенька, я что-то тебе скажу.
Берет его за руку и отводит к сторонке под дерево.
Онисим собирает на земле сухие сучья и прислушивается к их разговору. Разгибаясь, он видит сквозь ветви ее лицо. Не смеется. Притихла.
— Чего ты даешь над собой потешаться? — строго говорит она. — Перестань думать худое. Все равно у меня к тебе любви нет, а без этого я не могу… Дура я-то. Казалось, у тебя так, не верила. Поняла в тот раз, когда ты с ружьем подкарауливал.
Она замолкает и печально смотрит в сторону.
Гришка стоит потупясь.
— Чего ты? — сразу потеплев, говорит она. — Успокойся…
Вдруг Онисим слышит тихий Гришкин смех. Александра удивленно молчит, смотрит на него во все глаза. Потом она тоже улыбается.
— То-то, глупый, прошло? В твои годы это бывает. Пристал ни к чему, к замужней бабе. Девки-то на что, вон их сколько!