— Зайцы сегодня лежат под кустом.
— Да. В одиночку. Невесело…
Они оба заядлые охотники. У Онисима в лесу близ озера Данислова есть избушка. Маленькая, черная, без окон. Дверь — только человеку пробиться, вместо печи — очаг. Больше сорока лет осенями он живет в этой избушке. За лощиной, километрах в двух от него, на реке Укме обитает другой охотник — Лавер. Аверьян часто заглядывает к старикам.
Спать рано. Ночи конца нет. Аверьян сидит у окна и слушает, как гудит вьюга.
— Рассказал бы сказку, — просит он старика.
Онисим постилает себе на лежанке, гасит огонь, ложится и, не торопясь, рассказывает сказку.
«В некотором царстве, в некотором государстве…»
Сначала Аверьян слушает с интересом. Он даже приподымается на локтях и смотрит в темноту ночи широко раскрытыми глазами.
Потом нить сказки обрывается, — все становится непонятным: Аверьян думает о другом.
Осенью 1938 года Аверьян встретился в лесу с незнакомым охотником из Шихановского сельсовета. Стояла сушь. Горели леса. Они стали искать реку Нименьгу, чтобы напиться, и заблудились. Пришлось ночевать под елкой. Утром, едва оторвались от потухшего костра, сразу нашли реку.
— Мне не так удивительно, — сказал шихановец, — я в этом лесу не бывал. А вот как же ты?
Аверьян был смущен. Не было еще случая, чтобы он заблудился в лесу.
— Не знаю, что со мной.
Охотник с сожалением рассматривал его.
Аверьян был очень худ, оборван, с утомленным лицом.
— Нездоровится? — спросил шихановец.
Аверьян махнул рукой.
— Хуже…
— Пьешь?
Аверьян не ответил.
— С чего бы это? — укоризненно сказал шихановец. — Такое ли время? Время тревожное.
Аверьян молчал.
Шихановец теребил небольшую рыжую бородку. Взгляд его был суров.
— Этак ты свою реку никогда не найдешь, — сказал он и ушел от Аверьяна.
Вскоре пожар охватил все Федорово болото, подобрался к Нименьгскому заводу. В лесу был пойман поджигатель. По этому же делу арестовали Аверьянова шурина, пьяницу Игнашонка.
После этого Аверьян бросил пить — как отрезал. Но это было еще не все…
— …Начала она его искать везде: в море и в морской пучине, и по лесам, и по озерам, и по лугам, и в небесной высоте… Да ты не спишь, Аверьян?
— Нет, нет, рассказывай…
Дом так заносит, что утром им приходится вылезать в окно.
Задрав бороду, Онисим смотрит на белый, ослепительно чистый холм, за которым должны находиться ворота.
— Мать честная, — говорит он. — Вот законопатило!
Они берут лопаты и принимаются раскидывать снег.
Всходит солнце. Земля лежит успокоенная. Ни ветра, ни шума вершин. Мягко синеют овраги.
Теперь до вечера у Аверьяна с Онисимом редкие деловые разговоры.
— Старик, чего это ты кричал там на старосельского Илью?
— Снег на ногах носит.
Аверьян улыбается. Снег на валенках приносят многие, но Онисим этого не замечает. Старик не знает середины. Так, например, для председателя Макара Ивановича он находит оправдание даже в том случае, когда тот вопиюще несправедлив.
— Ты бы вот с самим-то поговорил, — советует он Аверьяну. — Перестанешь шататься-то.
Аверьян и сам присматривается к Макару Ивановичу. Два года тому назад он часто заходил к нему. Вместе читали газеты, обсуждали международные события. Во время выборов Аверьян был агитатором. Увлекался. Ночами после работы ходил в самую дальнюю деревню — Тимошкино. Потом он работал по всесоюзной переписи. Все видели, как быстро вырастал человек.
И вдруг свихнулся — стал пить, пошел стороной.
Это сильно смутило Макара Ивановича, только что выбранного тогда секретарем партийной организации. Он несколько раз пытался заговорить с Аверьяном о его поведении. Аверьян отмалчивался.
Теперь Аверьян снова приходит к нему.
— Что это делается в колхозе «Восход»? — начинает Макар Иванович. — Председатель только что из Красной Армии, есть комсомольцы, а до сих пор в деревне числятся три единоличника!
Аверьян говорит:
— Мне надо завтра идти в Дор. Загляну к ним, узнаю, что и как?
— Вот-вот.
Аверьян начинает уходить по вечерам.
Онисим следит за ним с любопытством и надеждой.
В воскресенье Аверьян устраивает в старом гумне тир. За ним гурьбой ходят ребята. Теперь он все время с людьми, даже вечером. Посвежел. Взгляд у него стал яснее. Иногда ночует в дальних деревнях. Утром прибегает торопливый, озабоченный.
— Ну, дед, как ты тут один?
И заглядывает в комнату Макара Ивановича. Председатель уже на месте. У его ног лежит собака. На столе все прибрано, расставлено. Уютно белеет бумага.