— Старосельцы что-то никак не соберутся.
Макар Иванович стучит по столу пальцами.
— Боюсь, как бы Проня не подвел с покосом. У него что ни день, то чудо. Пешком, говорят, теперь и не ходит, все в седле! Где-то сумку полевую достал…
Оба смеются. У председателя старосельского колхоза Маноса все время какие-нибудь чудачества. Одернут — начнет работать хорошо. Через недельку опять чем-нибудь увлечется.
— На пашню приедет, — говорит Макар Иванович: — «Ну, какие будут ко мне вопросы?» Если вопросов нет, лошадь стегнет и — обратно. Знаешь что, толковали мы тут и решили прикрепить тебя к Старому селу. Скажем, пойдешь ты в сенокосную группу Васьки Хромого и станешь там работать. Конечно, встретишься и с женой и с Настасьей. Придется другой раз и дома ночевать — не обойдешь свою деревню.
Макар Иванович сбоку пытливо поглядывает на Аверьяна.
— А почем знать, как лучше-то? Все равно когда-нибудь надо это дело решать!
Аверьян не отвечает.
— Нет, мы тебя не неволим, — говорит Макар Иванович. — Ты теперь сам решай! Время уж наладить и эту сторону… Небось уж и годы. Под сорок-то есть?
— Да, есть…
— Не забывай. Теперь на тебя больше будут оглядываться.
Макар Иванович улыбается и ясно смотрит на Аверьяна.
Глава восьмая
Аверьян приходит домой как странник, робко осматривает высокий въезд, темную крышу над ним, темные ребра настила. Как покривились столбы! Он осторожно заходит в сарай. К нему навстречу медленно бредет собака.
— Ну что, Зорька? Как ты тут?
В сарае полумрак. Пахнет свежими вениками. Он видит знакомые очертания вещей, их милую простоту и опрятность. Все — как всегда. Не заходя в избу, он опускается на сено у левой стены и лежит с открытыми глазами.
Марина появляется неожиданно, сразу замечает его и останавливается в середине сарая. В старом ситцевом платье, без платка. Она стоит отвернувшись, наклонив голову, видимо, все еще не хочет поверить, что он пришел и останется с ними.
Аверьяну становится жаль ее, но он боится показать это, мягко говорит:
— Сядь, посиди немного.
Она садится рядом с ним на сено.
На деревне совсем тихо. В окне, на задней стене — оранжевый квадрат света. В хмельнике поет соловей.
— Все валится, — говорит Аверьян.
Она машет рукой.
За эти два года они ни разу не смотрели в глаза друг другу. Марина постарела и как-то притихла.
— Письма от Аленки нет?
— Нет. В этом году, поди, и не приедет.
— Ну, отдохнуть-то все немного дадут.
Молчание.
У ворот начинает потягиваться и скулить собака.
— Скоро солнце взойдет, — говорит Аверьян. — Ночи нет совсем.
— Да уж какая ночь. Еще только прошли Петровки.
Она встает и выпускает собаку.
Аверьян тоже встает, выходит в ворота. Дом стоит на пригорке, в середине деревни. Отсюда широко видно. Вправо, за овсяным полем, над Модлонью лохматая полоса тумана. Деревни по берегам Модлони совсем скрыты в тумане. Кое-где виднеется крыша. Слева, из Раменского леса, подкрадывается к Модлони маленькая кривая речушка Аньга. На ней слышится ленивое постукивание, но ни мельницы, ни самой реки не видно — в тумане вся земля. Смутно виднеется в огороде отяжелевшая бледная трава. Аверьян идет в огород смотреть огурцы. Роса изливается с листьев ручейками.
Он ходит по меже и выбрасывает из травы камни, поднимает в хмельнике наклонившиеся колышки, подпирает в углу огорода старую рябину. У него такой вид, как будто он никогда не отлучался.
Марина что-то рассматривает на рассаднике.
— К вечеру-то затопить баню? — робко говорит она.
— Пожалуй…
Это похоже на настоящую семейную жизнь…
Он открывает отводок и придерживает его, пока Марина выходит из огорода. Когда она прислушивается к стуку мельницы, он тоже стоит поодаль и слушает.
— Немного тянет, — говорит она.
— Узелок-то как-нибудь размелем.
Молчат, оба думая об одном и том же.
— Конечно, лучше на себе, — говорит Аверьян. — Пока кругом объедешь — солнце взойдет.
Они кладут мешок с зерном поперек коромысла, так что он свешивается на обе стороны. Аверьян несет сзади. Мешок почти касается его груди. У Марины большой конец. Она шагает бодро, с поднятой головой, юбка высоко подоткнута, босые ноги розовеют от росы.
Собака бежит впереди. Она стара. Шея у нее наполовину седая. Аверьяну приходится кричать во всю глотку, чтобы заставить повернуть ее к реке, но она все бежит вперед и, когда они скрываются в хлебах, разыскивает по следу.