Это предложение всем понравилось, — даже Анюта запрыгала. Васька, вооружившись карандашом и бумагой, сел за стол.
Первым пришел Мишка Семенов.
— Ну, товарищам последние копейки принес! — задрав голову, сказал он.
— Разве так приходят? — возмутился председатель. — Ты приди, подойди к столу и скажи — пришел сельхозналог платить.
— А для чего и налог? Нам никакой пользы нет. С нас шкуру дерут… У нас тятька так говорит, он больше знает. Не налог, а собаке в рот.
— Да тебе-то какое дело? Как я говорю, так и делай.
Мишка сердито повернулся на месте и отошел в сторону.
— Ты, Миша, не сердись, я нарочно, — мягко сказал Васька, — давай лучше землю делить.
— Мне на шесть едоков! — крикнул Колька.
— На шесть много, так и не бывает, на три можно.
— На четыре, — сказал Колька.
— Ну, пускай на четыре.
— Не на четыре, а поровну, — вмешался Мишка Семенов. — У тебя ребятишек много, так ты и счастлив. Ребятишек нетрудно делать, а ты вот работать научись.
— Ну, ладно, не спорь. Колька, бери меру.
— Какую меру-то?
— Ой, растрепа! Бери ухваты.
— Лучше сковородник.
— Ну, сковородник, все равно. Вот половицы, это будут у нас полосы. У этой стены длинная, до самой двери, так будем давать у́же, а там стол мешает — шире.
— Можно под стол забиться и там смерить.
— Под стол с плугом не поедешь, да этак и неинтересно. Лучше — одна половина дольше, другая короче.
Мишка Семенов взялся записывать, Анютка, наломавши лучинок, приготовилась втыкать их в щели.
— Мне первому, — сказал Мишка.
— Это почему же? — спросил Васька.
— Потому, что у меня земля даром не пролежит. А дай другому, он пустыню сделает.
— А мы жребий кинем.
На жребий согласились все, кроме Мишки. Длинный край достался Анютке.
— Я не стану играть, — сказал Мишка, надувши губы, — тут Васька подделал.
— Ну, делай сам, — крикнул обиженный Васька. — Вот простокваша кислая!
Мишка сам держал шапку с номерками, но и на этот раз длинная полоса досталась не ему, а Кольке. Он нахмурился и отошел к столу.
— Что, и играть не будешь? — спросил Васька.
— Делите, мне все равно.
— Ты на сколько едоков берешь?
— На четыре.
Васька деловито измерил землю, себе и Анютке наметил по два едока, Кольке трех, Мишке четырех. На коротких полосах выходило полсковородника на едока, на длинных — четверть.
— Это курам на смех, а не земля, — недовольно сказал Мишка, смотря на доставшуюся ему полосу в три половицы. — Себе небось вон сколько намерил.
— Тьфу, зараза! — крикнул Васька и так посмотрел на товарища, что даже Федьке стало неловко. — Переходи на тот край. Забирай полсковородника!
Но Мишке и тут показалось неладно. Он сказал, что надо отодвинуть стол, потому что земля с этого краю хуже, с водорезом.
— Зюзя, — зло крикнул Васька, подбегая к товарищу, — с тобой никогда не поиграешь!
Федька видел, какая ненависть горела во взгляде сына, и сам волновался.
— Кулак ты, вот кто! — выпалил Васька.
И вдруг Федька вздрогнул, побледнел — зарябило в глазах, и даже дышать стало трудно: ему показалось, что с лица сына смотрят на него глаза Семена Гири, такие же темные, быстрые, с злыми, прыгающими в них огоньками.
— Играть, не плакать, — глухо произнес Федька. — Васька, сядь. И ребятам домой время.
Васька молча положил сковородник, но взгляд его еще долго не потухал.
5
Вернувшись от соседей, Анюта никак не могла понять, что случилось с Федькой.
— Ушел честь честью, а тут на-ко, — вздыхала баба, глядя на его насупленное лицо. — С чего это ты?
Федька нехотя, вполголоса ответил:
— Полно, дура! Тебе всегда не знать что покажется.
И, помолчав, добавил:
— На поле с Семеном Гирей поспорили.
— Что эдак?
— Да все из-за земли… До поры до времени все хорошо, а как коснулось — показали себя.
— Нет хуже нашей деревни…
Чувствовала Анна что-то особенное в голосе Федьки, металась встревоженная из угла в угол. Несколько раз пробовала она заговаривать с мужем, но тот молчал, хмурился. А когда она предложила ему самое любимое его кушанье — горох, он схватил фуражку, велел Ваське одеваться и, ни слова не сказав ей, вышел из избы. Вконец перепуганная Анюта завыла, бросилась к окну. На улице было пусто. Садилось солнце, и огненные отсветы его играли на стеклах домов напротив… Затем показался Васька — деловито и весело улыбаясь, он выводил из двора лошадь. Следом за ним вышел Федька, стал привязывать к телеге старые веревочные вожжи… Анюта поняла, что муж собрался ехать за дровами, и хоть пугали эти сборы в позднее неурочное время — тревога отлегла от сердца.