Павла похолодела и засеменила к двери.
— Сиди! — приказал Вавила. — Сейчас я тебе ноги выдергаю.
Скромный, рассудительный Вавила был неузнаваем, Его никогда не видали таким пьяным. Павла не предполагала, что пьяный он может быть так страшен. Глаза у него красные, борода спутана, рукав рубашки порван. Как она могла оказаться такой дурой!
— Да нет, уж я пойду, — сказала Павла. — У меня там в баню собираются.
— Сиди! — повторил Вавила.
Павла села, как на горячие уголья.
Он был так непохож сам на себя, что даже Настасья не могла опомниться, смотрела на него большими глазами и не находила, что сказать. Как может измениться человек!
— Ты бы сел, — мягко сказала она. — Что уж эдак вздумал напиться-то. Кого этим удивишь?
Он сел на лавку, навалился грудью на стол и закрыл лицо руками.
— Вернись, — тихо проговорил он.
Павла в углу начала всхлипывать.
Настасья стояла у шестка опечаленная.
— Иди проспись, — посоветовала она. — Я так с тобой не могу разговаривать. Все равно ты меня сейчас не поймешь.
— Не вернешься?
— Нет. К этому ты должен привыкнуть.
Тогда он поднялся и, натыкаясь на скамейку, на угол печи, пошел из избы. Он вышел и забыл закрыть за собой дверь.
Дома он поставил на стол пол-литра и один, в тишине, начал пить водку стаканами. Мать с ужасом смотрела на него из-за переборки и боялась что-нибудь сказать.
Потом он начал говорить сам с собой. Наконец, стал покрикивать, осмотрел избу, посмотрел на мать, не узнавая ее, вскочил и побежал из избы. В дверях он упал, до крови разбил лицо.
Мать поспешила к Илье; когда она возвращалась вместе с Ильей, в огороде раздался выстрел. Она схватилась за сердце и упала. Илья поднял ее и потащил к изгороди. Вавила стоял у бани, босой, без рубашки. В руках у него дымилось ружье. Он выстрелил вверх. Сбежался народ. Бабы стояли за изгородью и перешептывались. Илья хотел увести его домой. Вавила в упор посмотрел на Илью, потом поставил ружье к углу бани и сказал:
— Это ты, старый воробей? Сейчас я сделаю из тебя ворону!
Он навалился на Илью. Вскрикнув, Илья упал. Вавила схватил его за ноги и начал таскать по грядам. Мальчишки за изгородью подпрыгивали и взвизгивали от восторга. Выручать Илью полезли мужики, но Вавила сам выпустил его и, больше не обернувшись, зашагал в избу.
Илья поднялся весь в земле. Земля у него была в бороде, во рту, за рубашкой. Он плюнул, злобно осмотрел собравшихся и ушел.
Мать осторожно открыла дверь. Вавила, притихший, сидел у стола. Она достала из сундука чистое полотенце, обтерла на его лице кровь, потом села рядом, тихонько гладила его по голове и шептала:
— Ну вот, все и прошло. Вот и ладно. Какой ты глупый…
Глава четырнадцатая
Настасья теперь чаще попадается навстречу. Он приходит к Ваське Хромому, садится к середнему окну, откуда виден крохотный пастухов домик, и вдруг приходит она. Стоит у двери, говорит громче, чем следует. Разбили молодые бабы лампу, теперь не с чем заниматься по вечерам.
— Да как успехи-то? — с улыбкой спрашивает Васька. — Читать-то научила?
— Плохо.
Иногда в избу, где она занимается с неграмотными, заглядывает учитель Константин Петрович. Она шутит с ним, рассказывает о своих неудачах. Константин Петрович находит, что дело у нее идет неплохо.
Она ходит в клуб на игры, на спектакли. Играет сама. Однажды после работы Аверьян проходит мимо клуба и в темноте сеней слышит ее голос. Потом второй, тоже молодой, женский. Он входит в сени, и обе убегают.
Только что кончилась репетиция. В длинном коридоре клуба полумрак: под потолком тусклая лампа. Настасья стоит у стола. Вторая женщина куда-то исчезла. За дверью в конце коридора оживленный говор.
— Пойдем, сядем на лавочку? — говорит Аверьян. Она не отвечает.
— Ты не хочешь посидеть рядом?
Она оглядывается на двери и идет с ним в угол, к окну.
Аверьян хочет положить ей на плечо руку. Она скидывает ее.
— Зачем? Говори тек.
Он не может побороть волнения и долго сидит молча.
— Домой вместе?..
— Ни за что!
— Значит, у тебя ко мне ничего не было и нет.
Настасья отвертывается. Он не видит ее лица. Потом она тихо произносит:
— Тебе лучше об этом не думать.
Он смотрит на нее со страхом.
— Ведь тебе теперь ничто не мешает!
— Все равно. Это не так просто. Уйди! Успокойся. Зачем опять начинать все снова? Я тебе ничего не скажу.