— Я каждый раз — как впервые, а охочусь больше двадцати лет.
Слышно потрескиванье сучьев под ногами Зорьки.
Потом она начинает часто лаять.
— Пошли, — говорит Аверьян и смело, без опаски шагает вперед.
Василий Родионович еле поспевает за ним.
Вот уже совсем рядом собака, а Аверьян все ступает без разбора. Метрах в двадцати от собаки, в мелком ельнике, он останавливается. Встает и Василий Родионович и держит руку на груди.
Посмотрев с минуту на вершины трех высоких елок, Аверьян уверенно произносит: «Ага!» — и повертывается к Василию Родионовичу.
— Ну вот тебе задача — рассмотреть. Можно с этого места, можно ходить кругом этих высоких елок.
Собака продолжает лаять. Посматривает на людей, перебегает с места на место и лает.
Василий Родионович с тревогой принимается осматривать вершины. Но там все спокойно: темно-зеленая хвоя, шишки, голубые просветы неба.
Аверьян стоит в стороне. Ружье у него по-прежнему за плечами. За ремнем белеют варежки. В руке топор. Василий Родионович продирается сквозь сучья. Мягкие кочки с хрустом обжимаются у него под ногами. Он ничего не видит.
— Не спеши, — ровно говорит Аверьян. — Успеем. Да, пожалуй, с того бока, где ты сейчас, должно быть лучше видно. Бывает, что она прилепится к сучку в вершине, в мох затянется. Подлезешь к самой — никак не можешь различить. Так глазок, увидишь, чернеет или ухо — в нем кисточка…
Василий Родионович снова смотрит вверх и видит на сучке пепельную полоску. Кругом седой лишай, хвоя. Полоска неподвижна. Наконец он различает кончик пушистого хвоста. У него начинает сильно биться сердце.
— Вижу! — кричит он.
— Я знаю, что теперь видишь, — спокойно отвечает Аверьян. — Хорошо. Иди сюда. Белку надо бить только в голову, чтобы не портить шкурку.
Василий Родионович бежит к нему, встает рядом и сразу видит у самого ствола маленькую голову белки.
— Стреляй, — говорит Аверьян. — Не торопись. Она никуда не уйдет. Она наша. Главное дело — найти…
Василий Родионович поднимает ружье. Руки у него немного дрожат. Потом это проходит.
Белка неподвижна.
Собака умолкает и смотрит то на Василия Родионовича, то на вершину.
Раздается выстрел. Подгибая сучья, как по ступенькам, белка спускается книзу. Несколько секунд висит на нижних сучках и падает прямо в рот собаке. Дав Зорьке немного помять ее, Аверьян кричит:
— Будет! Положи!
Подняв белку, он раздувает шерсть у нее на шее сверху и говорит:
— Первый сорт. Мездра совсем белая.
Он дает Василию Родионовичу подержать белку и смеется глазами, видя, как тот несколько смущенно и радостно осматривает ее.
Аверьян отрезает у белки передние лапки и бросает их собаке. Зорька не спеша уходит в лес.
Они тоже идут. Аверьян на ходу обдирает белку.
— Рекомендуется снимать сразу, — говорит он. — А то кровь запекается — дефект.
Потом он обезжиривает шкурку ножом и сует ее в сумку. Зорька неожиданно появляется перед ними и подхватывает тушку на лету.
Они шагают без дороги. Аверьян не смотрит по сторонам, идет прямо, как в своем доме.
На кочках темная перезревшая брусника. Ее теперь можно есть горстями. Она опадает от легкого прикосновения. Около старых мостков через ручьи и сыри — заросли черной смородины. Крупные ягоды лежат на земле.
Начинаются сухие светлые гряды, вырубки. На опушках много белки, много высоких сухих осин: дерево на краю леса гибнет скорее…
— Кто выкопал эту газетную заметку про Азыкина? — спрашивает Василий Родионович.
— Коммунист Илья Евшин.
— Что он за человек?
— Не скажу про него ни худого ни хорошего: он поднял на меня дело. Слышишь, вон чужая собака лает?
— Да…
— К этому человеку нам надо подойти.
Они останавливаются на краю гряды и слушают. Далеко, далеко в Пабережском лесу слышится выстрел. Собака перестает лаять. Зато снова сказывается Зорька. Лай у нее отрывистый, ленивый.
— Вот сейчас надо быть осторожным, — говорит Аверьян и снимает ружье. — Ты постой. Потом крикну.
Склонившись, он быстро и беззвучно двигается от елки к елке и вскоре пропадает.
Василий Родионович нетерпеливо ждет. Когда раздается выстрел, он не дожидается крика и бежит со всех ног. Запыхавшийся встает перед Аверьяном.
Аверьян держит в руках тетерку и гладит ее грудь.