Конечно, критика тридцатых годов даже в ее лучших образцах не свободна от издержек, наложенных временем. Но Александру Тарасову повезло: уже тогда по праву была оценена актуальность и художественная новизна его повестей и рассказов. «У Тарасова есть свое лицо, свой голос, — говорил Ю. Лукин. — В его творчестве много импрессионизма, — он, конечно, лирик, поэт. Он обладает хорошим умением изображать чистое, непосредственное чувство, то новое и свежее, что имеется в нашей жизни… Несомненно: перед нами художник с ясно выраженным темпераментом, со своим голосом, со своей особой складкой» (Лит. газ., 1941, 20 апреля). «В полном соответствии с описываемой природой и людьми Тарасов как писатель тоже медлителен, точен, солиден, — писал Н. Замошкин. — Цельность, единство изображаемого с изобразительными средствами — это и есть то, что накладывает на произведения Тарасова печать художественной силы и подлинности» (Красная новь, 1940, № 4, с. 206).
Своеобразие, подлинность, художественная сила — это те качества, которые дают право писателю остаться в литературе надолго. Верится, что такое право Александр Тарасов получил всею своей работой, всею своею жизнью.