Ни звука в ответ… Только вздыхать перестал Федька, лежит как каменный.
— Ты видишь, измучилась я… Упала бы в прорубь, руки бы на себя наложила, не видать бы мне свету белого… Тебя, Феденька, жалко… людей стыдно…
И не договорила она — быстро и зло прошептал Федька:
— А на полатях-то… на полатях-то куда денешь?
На другой день Федька не вытерпел — пошел к мужикам. Его встретили радостно.
— Не может, плешивый дьявол, с женой наобниматься, — кричал Конь, — вот, ребята, жадюга-то!
— Верно, братец мой, нехорошо, — добавил Игнат. — Говорят, взялся за гуж, так не говори, что не дюж. Как же это, отставать от компании…
И уж другим голосом, лукаво жмурясь, заговорил:
— А мы, парень, без тебя всю науку прошли!.. Это кому же, Федька, досуг писать такие книжки-то?
— Что такое за слово посфор? — прерывая его, вмешался в разговор Никола. — Вот загадка-то!
Мужики засмеялись.
— Фосфор, а не посфор, — пояснил Мишка Зайцев.
— Все равно, ни того, ни другого плешивому не угадать.
Федька растерянно глядел на мужиков, и в груди его нарастало какое-то неожиданное тепло.
— Ну, ну, не лямзай! — торопил Никола.
— Ей-богу, ребята, не ответить! — простодушно сознался Федька. — И много раз слышал, а не ответить, черт его знает.
Мужики смеялись и, перебивая один другого, принялись объяснять Федьке мудреное слово.
— Мы, брат, теперь страсть какие знающие, — говорил Игнат, самодовольно поглаживая бороду.
— Распланируй, как устроить шесть полей, — продолжал пытать Федьку Никола.
Затем читали книжку о травосеянии. Федька слушал и удивлялся, как он все-таки мало знает. Думалось ему, что и в газетах разбирается, и написать кое-что может, а вот тут, поди, и запнулся… Опять стало стыдно, и перед самим собой, и перед мужиками. Радовало лишь то, что читальня, затеянная им, живет, да и живет, как видно, не худо.
15
Бойкая краснощекая девка Зина, сестра Анюты, неосторожно погуляла с парнем, и у ней родился ребенок. Парень был речистый, щеголь, плясун, и все вышло как-то просто, само собой.
Парень обманывал Зину целый год, все обещал жениться, а как вышел грех наружу, поймал парня однажды в поле Зинкин отец Епиша — схватил за шиворот:
— Выбирай одно из двух, или вот прикончу на месте, или срам прикрой!.. Алиментов не надо, ну их к лешему!
Старик в руках подкову сгибает, в молодости по восемнадцать пудов на спине носил…
— Чего молчишь? Другого ты от меня не дождешься.
И начал он сжимать у парня руку. Сначала было больно, а потом вовсе одеревенела рука, ничего не чувствует, будто отнялась.
— Отпусти, — взмолился парень, — эка лешова сила…
Усмехнулся Епиша, оглянул с ног до головы парня, как будто век его не видел: детина что надо, и ростом вышел, и дороден.
— Все равно от меня никуда не уйдешь. В дом приду.
Ругается парень:
— Какой ты старик, ты не старик, а родня черту…
— Ладно, ругайся…
На радостях старик приехал навестить старшую дочь с зятем.
Никому ничего не сказав, он выпряг лошадь, поставил ее на двор и, нагруженный упряжью, ввалился в избу — напустил морозу, наполнил дом шумом, суетливостью, той благодушной веселостью, какой веет от хозяйственного, довольного собой мужика.
— Здорово, детки!
Громко заговаривал, размахивал руками, хлопал Федьку по плечу. Все при нем ожили, захлопотали. Анюта быстро вскипятила самовар…
За чаем старик говорил без умолку.
— Мне теперь что — лежи на полатях, приказывай да по гостям ходи. Вот, дожил Епиша!
— Ты на полатях не улежишь, — сказал зять.
— Что говорить, работать люблю. И теперь вот, скажем, Советская власть, всякие другие порядки, то, се. Другой стонет — то неладно, того нет, другого нет… А я старик — и тянусь, не обижаюсь…
— Ну, ты… Вон ты какой, крепче меня во много, — проговорил Федька, невольно залюбовавшись раскрасневшимся бородатым лицом, крепкими руками и молодым взглядом тестя.
— Верно, Федька, жидок ты, как худой моток. Лишнего жиру в тебе нет… Да и что это, я гляжу, ты, кажется, еще хуже стал?.. Что тебе, хлеб-то впрок нейдет? Али скупишься? Ты смотри, Анюту у меня не замори.
Старик погрозил Федьке пальцем. Отпил из блюдечка, улыбнулся и опять заговорил:
— Расскажу я тебе, парень, чудо… Говорят, понимаешь, у нас в деревне — в Нифанове «Заря» да «Заря». Что, думаю, такое?.. И вот иду я со станции прямой дорогой, слышу, на нифановском хуторе трещит чего-то, вроде как на железной дороге. Подошел поближе. Смотрю — гумно открыто, стоит вот эдакий парнишка на машине, держится за круглое колесо, а она что выделывает, господи!.. Мужики, бабы, девки, человек, поди, пятнадцать, что шальные бегают по гумну, таскают снопы, суют в машину, и будто в чертов омут — не могут натаскать! Понимаешь, ничего и не делают, только бегают да суют… Стою я, смотрю на них, оробел, даже спросить не смею. Только уж после рассмотрел: две бабы с одной стороны голую солому выкидывают, а с другой два мужика мешки завязывают. На моих глазах, не успел бы ты цигарки выкурить, три мешка к стенке приставили!.. Долго я стоял. Уж борода от пыли посерела, и в носу защекотало, а они все суют, все суют… Так и ушел, ничего спросить не посмел. С крыльца на цыпочках спустился, как мимо стеклянной посуды шел. У крыльца какая-то зеленая машина стоит, пальцем до ней дотронулся, думаю, как бы не запачкать… С полверсты шел как помешанный.