— Ко-ко-ко!
Он достает из шкапа ящик с железными обрезками и начинает делать коготь. Петька стоит рядом.
Коготь готов. Он привязывает его к лапе петуха. Петух смешно откидывает ногу, идет к двери. Следом за ним идет отец.
Несколько дней мы не разговариваем. Он почти не показывается к нам. Утром, уходя на работу, слышим взвизгивание доски под рубанком. Слышен его глухой кашель.
Даша, подоив корову, идет к нему с подойником. В переднем углу мерцает коптилка. Он пьет чай. Рядом с ним на лавке мурлычет кошка. На полу в стружках роется петух.
Даша не знает, улыбнуться ли ей или что-нибудь сказать. Ничего не придумав, молча идет к посудным полкам.
Он наливает ей чашку и, отколов щипчиками кусочек сахару, величиной с пшеничное зерно, кладет рядом с чашкой.
— Садись, — чашку чаю.
Даша садится за стол, с трудом отыскивает сахар и тихонько смеется.
Пьют молча. Мигает коптилка. Перья в хвосте у петуха горят червонным золотом. За окном редкий сумрак рассвета.
— Молотить много? — спрашивает он.
— Дня на два.
— Все трое молотите?
— Все трое.
После минутного молчания он снова спрашивает:
— Вечером-то дома или куда уходит?
Даша знает о нашей размолвке.
— Все больше на собраниях. А то придут мужики, сидит с ними до полночи.
— Кто приходит-то?
Даша называет несколько молодых колхозников, Анну с конюшни и ровесника отца — Тюкавина.
— А Тюкавин что, тоже до полночи сидит?
— Сидит.
Разговор обрывается. Даша ставит чашку и уходит.
На другое утро она, расцедив молоко, хочет принести ему на стол кринку, но он машет рукой:
— Не надо! Не надо! Пятьдесят копеек литр!
И не приглашает Дашу к чаю.
Глава седьмая
Петрович не приходит. По вечерам и ранними утрами светится в окошке его избы огонь. На рассвете виден дым из трубы. Когда становится совсем светло, выступает крыльцо, выкрашенное в красную краску. Сноха выходит на родник по воду. Сын колет под окном дрова. Ребятишки бегают. Все по-прежнему, а его не видно.
Отец начинает чаще заходить к нам. Прислушивается к разговорам. Наконец как бы о чем-то незначительном замечает:
— Ермолай, должно быть, куда-то уехал?
Даша успокаивает его, как подростка:
— Приедет. Никуда твой Петрович не денется. Немного вас и осталось-то.
— Вот, пожалуй, Петрович.
— Манос.
— Манос, — неохотно соглашается он.
Однако Петрович не появляется. Встречаясь со мной, он намеками старается узнать об отце.
— Вечерами сидите? Что-нибудь новое есть?
— Много новых книг. Сидим, читаем. Приходи теперь не к отцу, а к нам.
Они сидят вдвоем с Маносом. Манос, желая показать свое внимание, снимает плащ и лезет за стол. Отец косится на его голые локти, на зеленую жилетку, надетую поверх майки, и вздыхает.
Скрипит калитка. Должно быть, ветер.
— Читай, — говорит Манос. — Все равно не придет сегодня.
Целую неделю — ветры и дожди. По деревне ни пройти, ни проехать. На лугах потопило льны. Скотина приходит вечерами по брюхо вымокшая. У самого поля медведь повалил запоздавшую корову. Слышали из деревни рев.
В западной стороне неба всю ночь не прекращаются сполохи. Иногда страшно застучит желоб на крыше. Упадет в грязь приставленный к стене кол. Заскрипит в огороде старая изгородь. Так хоронит осень желтое бабье лето.
Молчание надоедает Маносу. Склонившись и прикрыв живот полами жилетки, как зелеными крыльями, он говорит:
— Декрет вышел. О политическом вопросе международного характера. По животноводству вообще. Алеша Воробьев на собрании объявил. Твой старший пояснение дал.
— Хм!
Манос думает.
— Вчера прихожу к нему, сидит личность.
— К кому?
— К Ермолаю.
— А-а!
Снова молчание. Кошка трется о локоть отца и мурлычет. Петух, благоговейно вытянув шею, рассматривает жилетку Маноса.
— На кого полает, кого укусит.
— Кто?
— Этот, что сидел у Петровича, секретарь, Да он и к вашим ходит.
— Ну пускай ходит, места не просидит.
Скрипит калитка. Кто-то быстро шагает по рябиновым листьям. Шорох у темного окна. Манос движется в простенок.
— Хочет попугать, — шепчет он.
Отец вытягивается. Тишина.
— Может быть, ребятишки? Шалить пришли? — говорит Манос. Надевает плащ, берет с печи ощепанное березовое полено и двигается к выходу.
Отец следует за ним.
В темных сенях они с полминуты стоят, прислушиваясь, потом Манос быстро распахивает ворота и поднимает ощепок.