Выбрать главу

пел Егор и насвистывал дрожащими губами.

«Шельма, — подумал Никита. — Не шипит, а жалит…» Он стал перевертывать косу и мельком взглянул на Анну. Глаза Анны смеялись. Никита тоже улыбнулся.

«А вечером за эту обиду возьмет и пожалеет…» — мелькнуло у него.

Коса брала хорошо. Однако больше к нему Анна не подошла, а подала ее точить мужу. Никита сделал вид, что не замечает. Все начали переглядываться.

Егор перестал петь.

— Ведь тебе сам бригадир точил, чего ты ко мне, — с горечью сказал он.

Все-таки косу взял. Точил долго, старательно. Потом сидел на кочке, курил, отплевывался и смотрел на пролетающих мимо чаек. Изредка поворачивал к Анне притворно равнодушное лицо, зевал.

Анна подняла косу и стала ее рассматривать.

Егор выпрямился, исподлобья осмотрел бригаду.

— Что? — тихонько спросил он.

— Завалил все острие с одной стороны.

Егор густо покраснел. Бросил папироску, поднялся.

— Тебе сам Калинин не уладит! — крикнул он.

Анна пошла к свекру. Трофим гмыкнул.

— А ну, как и меня забракуешь?

Бабы смеялись.

Трофим обтер косу травой, взял молоток, подколотил клинышки — коса держалась крепко.

— Сушь стоит, вот она немножко и разбежалась.

Он приставил косу к плечу, чуть согнулся.

— Тебе не высоко?

— Как будто нет.

Не торопясь наточив косу, он подал ее Анне и сказал ласково:

— Крепко не сжимай, рука заболит.

Коса шла, как в воду. Смеясь и поглядывая на бригадира, Анна предложила, чтобы все несли точить и править косы только к Трофиму. Бабы сначала шутками потянулись к нему. Пошли девчата. Пошел Степка.

Трофим вопросительно поглядывал на бригадира.

— Придется, — сказал Никита. — Мы тебе за это десять соток запишем. Все согласны?

Все были согласны.

Никита полушутя сам подал Трофиму косу. На него одобрительно посмотрели.

Держался один Егор.

— Егор! — обратился к нему Никита. — Раз бригада поставила, надо подчиняться.

Егор ответил не сразу, с раздражением:

— У меня является стремление точить самому.

— А ты это стремление под пяту!

— Он заваливает.

— Кто, отец-то? Будет дурака валять. Смотри, и так все смеются.

Егор нехотя пошел к отцу.

Трофим выбивал, точил и правил косы. Каждая коса, прежде чем пойти в работу, проходила через его контроль. Он издали замечал, у кого что неладно.

— Фенька, ты что траву оставляешь? Э, да у тебя пята отогнулась. Давай-ка ее сюда!

И Фенька несла косу.

Скосили больше, чем в другие дни.

— Кажется, так просто, а вот не могли раньше догадаться, — мужественно сознался Никита.

К концу недели бригада встала на первое место. Радость Никиты была неполной. Что бы он ни делал, куда бы ни шел, неотступно следовал за ним бес. Видел он всюду счастливое Егорово лицо и Анну, поправляющую ему рубашку. Он старался не встречаться с Анной с глазу на глаз, но всегда почему-то выходило так, что она оказывалась рядом у стога, у копны, у сенного сарая. Он узнавал ее по шагам. Забранные ею охапки сена видел издали. Он старался не прислушиваться к ее разговорам и слышал каждое ее слово. Однажды, помогая ей слезать с законченного стога, протянул руки, и она сползла прямо на него. Навалилась на грудь крепким телом и смеялась. Потом, быстро прыгнув на землю, отбежала и стала отряхивать приставшее к платью сено. Никита ушел на другую сторону стога.

Перепадали дожди. С утра небо начинало хмуриться. Выходили на пожню озабоченные. Однажды замочили сено. Третьей бригаде повезло: у них в этот день не было уборки — косили. Вставали до солнышка и уходили после заката. Перед последней пожней быстро стали нагонять Никиту. Все решал один день. Никита скосил последнюю пожню, третья бригада не успела. Если завтра вёдро, Никита успеет закончить все. Если помешает дождь, третья бригада выйдет вместе с ним.

Солнышко село в облака.

— Бывает, что и разнесет, — неуверенно говорил Трофим и смотрел на запад.

Возвращались ночью. Шли через овраги, кустарники.

Степка играл на гармошке. Он только учился. Еле тянул. Гармонь была старая, разбитая. Егор шел в толпе под руку с Анной и пел новые частушки.

Никита оставался поправить изгородь. Он догнал Татьяну. Татьяна шагала тяжело, сутулилась и покачивалась на ходу. Он давно присматривался к ней. Иногда в разгар работы тихонько подходил, шептал: «Сядь, посиди» — мягко отбирал косу.

— Завтра тебе ходить не надо. Без тебя закончим, — сказал он, поравнявшись с Татьяной, и, видя, что она нахмурилась, вздохнул: — Сердце у тебя молодое, а руки старые. Что с тобой делать?