За лощиной слышится хлопанье двери. Лавер тоже не спит. Вскоре начинает гудеть под топором сухое дерево: колет дрова.
Сосны шумят яснее. Скоро покажется заря…
Онисим заходит в избушку и зажигает лучину. Потом разводит в очаге огонь, навешивает котелок и сидит перед пламенем с табакеркой в руках.
Тихо и пусто. Близится нерадостный рассвет.
— Мир на стану, дедушка Онисим! Мы пришли тебя проведать.
Бойкая, веселая Александра Мурышиха с подругой своей Устиньей стоят перед Онисимом.
Он растерян, не знает, что им сказать. Стоит с ружьем за плечом и ждет.
Бабы пришли за брусникой. В руках у них новые серебристые корзины из сосновых дранок.
Александра садится на пенек и достает пироги. В пирогах еще чувствуется тепло жаркой печи, они пахнут луком и конопляным маслом. Женщины закусывают и угощают Онисима.
— Смотри, какие пироги, белы, как солнышко…
Он ест вместе с ними. Да, зерно в этом году чисто. Пироги хороши.
— Ну, что в деревне?
— Молотим. Макар Иванович уехал в район покупать грузовик.
Александра начинает стрекотать, как сорока. Тот, что приехал в сельсовет, собирается сюда, к озеру. Пустили в ход льномялку. А вчера над деревней пролетел самолет.
Потом Александра подметает у него в избушке пол, перемывает посуду, и обе уходят в лес.
На второй день он опять видит их и светлеет лицом.
Постепенно он привыкает к ним. С их приходом оживает. Возвращаясь с охоты, издали смотрит, нет ли кого у избушки, и если никого нет, становится невесел.
Изредка в лес приходил Манос. Однажды пришел шурин Маноса — Гришка. Он только что купил ружье. Охотничье искусство давалось ему с трудом. Бабы-ягодницы над ним смеялись.
— Мой золотой пришел, — говорила, указывая на него, Александра.
— Сегодня охота была неудачная, — смущенно отвечал Гришка. — Почитай полета не видел.
— Тетерочку-то подстрелил? — спросила Устинья и хитро переглянулась с подругами.
— Нет, тетерки нету. Два рябчика.
— Рябчики — что. Ты бы вот тетерку-то… Та покрупнее…
— Нет, не мог, — простодушно сознавался Гришка.
— Видно, не больно боек, — донимала Устинья. — Тетерку, говорят, не всякий может.
Женщины тихонько смеялись.
— Ну, бабы, что они понимают в охоте, — вступилась за Гришку Александра. — Ты, Гришенька, не слушай, мы, пожалуй, наврем…
Они уходили, весело разговаривая. Гришка стоял на тропе и смотрел на них тоскующими глазами.
— Гриша! — кричала издали Устинья. — Заднюю-то хватай тут в лесочке…
Задней шла Александра. Она обертывалась к нему и со смехом грозила:
— Попробуй…
Онисим следил за всем этим и осуждал Александру. Один раз она, завидев Гришку, пропела:
Гришка стоял и слушал ее. Сейчас он даже не скрывал своей печали.
Женщины, тихонько напевая, удалялись. Они шли, пригнувшись к земле, и быстро работали руками.
— Наберут, — сказал Гришка, увидев Онисима, и Онисим понял, что сказал он это только для виду. Он почувствовал, что горе Гришки неизмеримо и тяжко.
Онисим с сожалением посмотрел на парня.
— Вот, — сказал он, — дичи в этом году мало. Погоды нет. Сушь…
Гришка глянул на него невидящими глазами, помолчал и с трудом вымолвил:
— На Гординой дороге Игнашонка видел. Второй раз попал навстречу.
— Что ему надо?
— Не знаю, — равнодушно ответил Гришка, прислушиваясь к голосам женщин.
«Вот как она его», — подумал Онисим и на следующий раз отнесся к Александре еще строже.
— Здравствуй, дедушка Онисим!
— Поди-ка…
— А у нас, дедушка, сейчас своя машина.
— Хорошо.
Она садится на порог и принимается болтать. Потом приносит ему из озера свежей воды.
Онисим хмурится. Отвечает коротко.
С болота слышатся крики женщин. Она не уходит. Онисим берет ружье, сумку: еще рано, можно походить в лесу.
— Дедушка, — вкрадчиво спрашивает она. — Вы зачем поругались с Лавером?
Онисим быстро повертывается к ней и кричит:
— А тебе какое дело? Иди! Иди!
И, резко вскинув ружье, уходит.
Александра стоит у избушки, испуганная и удивленная.
Он ходит по лесу, и снова лес кажется ему пустым и мрачным.
Глава третья