В голосе насмешка, но я так устал, что мне похер.
— Просто не хотелось, чтобы пострадали люди.
— Ладно. Товар оставь себе, остальное как договаривались.
Он собирается отбиться, и я окликаю:
— Шерхан!
— Да? — звучит настороженно, поэтому тороплюсь:
— У меня просьба. Личная. Демьян Морозов.
— Это тот мент, что вечно под ногами путается? — недовольно морщится. Продолжаю уклончиво:
— Можно ему должность какую-то, чтобы ему майора дали? Тогда и под ногами путаться не будет, опер же…
— И чем он тебе так дорог?.. Постой, ты ведь Демьянович, да?
— Демьянович. И это… личное.
— Я подумаю, что можно сделать, — и отключается. А я облегченно выдыхаю.
Если Шерхан сказал, что подумает, это значит в самое ближайшее время Демьян получит теплое место в кабинете, и у меня не будет болеть голова за его задницу.
Прикидываю, кому можно толкнуть стволы. Хороший бизнес, но скользкий, пусть Шерхан сам об него зубы ломает. Завожу двигатель и выруливаю на проспект.
Здание все еще полыхает, пожарные суетятся, а я хочу снять пропитавшуюся дымом одежду, смыть с себя запах гари. И еще хочу Нику.
Резко притормаживаю и сворачиваю к супермаркету. Девочки любят конфеты, по крайней мере, я так всегда считал. Опускаю руку в карман и нащупываю ключ от кабинета Саркиса. Больше никто не посмеет пускать слюни на мое.
Выбрасываю ключ в ближайший контейнер для мусора, покупаю несколько разных красивых коробочек с конфетами и гоню «Майбах» по ночному городу.
Въезжаю во двор, поднимаю глаза, и сердце возбужденно стучит по ребрам. Ника сидит на подоконнике и смотрит на меня из окна спальни. Через стекло вижу, как она радостно вскидывается, и в груди становится горячо.
Охуительные ощущения, так и подсесть недолго.
Вхожу в спальню и застываю — Ника бросается ко мне, прижимается, гладит плечи, тычется в шею, и там становится влажно. Осторожно отвожу ее руки за спину и вглядываюсь в лицо. Глаза блестят от слез, ресницы дрожат.
Какая мразь ее обидела? Разорву нахуй.
Но ее стараюсь не пугать.
— Почему ты плачешь, Ника?
— Я смотрела новости, там «Голландец» горит. Тимур, это… это же ты, да? Я знаю, ты Саркису деньги возил.
Хмурюсь. Правду говорить нельзя, но о том, что тех ублюдков больше нет, она знать должна.
— Проводку замкнуло, начался пожар. У Саркиса заклинило дверь в кабинет, там он был и его дружки. Ты можешь больше не бояться их, Вероника.
Шею обвивают тонкие руки, и она целует меня куда попало.
— Спасибо! Ты самый лучший, Тим!
Замираю, сглатывая. Руки развожу в стороны и стою как памятник. Если меня так каждый день встречать будут, все клубы города сожгу к ебеням.
Ловлю ее за подбородок и толкаюсь языком — она уже нормально меня завела.
— Хочешь отблагодарить — благодари. Ты знаешь как, Ника…
***
Доминика
Мы целуемся с Тимуром, пока у меня от цветных точек не начинает рябить в глазах. Я так боялась, что его убьют, что, когда увидела, не смогла удержаться и кинулась на шею.
Тим не оттолкнул, наоборот, мне показалось, он рад, что я его так встречаю.
— Я в душ, Ника, от меня как от кочегара несет, — он говорит в губы и продолжает целовать, а мне нравится запах дыма. — Идешь со мной?
Странно, что спрашивает. Но я уже была в душе, поэтому качаю головой. Тим уходит, а я бросаюсь к пакетам, которые он привез днем.
Перебираю комплекты белья, сорочки — нет, не то. Слышно, как в душе перестает течь вода, и быстро стягиваю с себя одежду.
Сажусь на кровати, подвернув колени, перебрасываю волосы на грудь. Они красиво струятся, кончики свешиваются на грудь бахромой. Тиму нравятся мои волосы, я это знаю, поэтому пусть сегодня они побудут моим бельем.
Он выходит из ванной, и сердце делает кульбит. Он невозможно красивый, и я так люблю его, что чуть не говорю это вслух, но вовремя прикусываю язык.
Смотрю на Тимура в упор, вижу, как тяжелеет его взгляд, а сама с удовольствием рассматриваю совершенное мужское тело.
Тим опускается на кровать напротив меня и тоже смотрит. Его взгляд сочится горячей мужской похотью, под ним хочется выгибаться и стонать.