К чести Людовика XIV следует упомянуть о том, что он согласился стать крестным отцом первенца Мольера и Арманды. К тому же крестной матерью ребенка стала Генриетта Английская, и это заставило замолчать многих недоброжелателей Мольера, однако не могло сделать счастливым его странный брак.
Он находил отдушину в творчестве.
Подлинным шедевром была признана «Школа жен», поставленная в 1663 году. Ханжи, правда, усмотрели в тексте пьесы попытку ниспровержения принципов христианского воспитания, а так как ханжей всегда было в избытке и эпоха Людовика XIV не являлась в этом плане исключением, то у драматурга возникли достаточно серьезные проблемы в его взаимоотношениях с социумом.
Но все познается в сравнении. Настоящие, серьезные проблемы такого рода возникли год спустя, после блистательной премьеры «Тартюфа», когда справедливое разоблачение лживого и коварного святоши клерикалы объявили злобной клеветой на католическую Церковь и обвинили автора в богохульстве.
Богохульство… Какое отношение ко всему этому имеет Господь Бог? Ах, как им хочется идентифицировать себя с Ним! Чтобы быть выше, значительнее, неповторимее, быть выше критики, выше закона… А на каком основании? Разве тот священник, который, как сообщали СМИ в 2007 году, был уличен в растлении малолетних, не такой же преступник, как все прочие?
Архиепископ Парижский грозил отлучением от Церкви за любую попытку прочесть эту пьесу и тем более посмотреть ее на сцене, а один радикально настроенный кюре предлагал даже сжечь автора на костре.
В конце концов «Тартюф» был запрещен.
Большой скандал вызвал и «Дон Жуан», поставленный в следующем году. На этот раз автора пьесы обвинили в нигилизме по отношению к нормам общественной морали.
Неудача постигла «Мизантропа», новую пьесу Мольера, где он пытается подвергнуть беспристрастному анализу нравственные стереотипы, но репутацию драматурга спасла легкая искрометная комедия «Лекарь поневоле».
Далее увидели свет рампы «Амфитрион», «Жорж Данден» и «Скупой».
1670 год был ознаменован серией произведений синтетического жанра — «комедий-балетов», имевших шумный успех: «Блистательные любовники», «Господин де Пурсоньяк» и «Мещанин во дворянстве», куда король приказал ввести сцены с пародийным турецким балетом, дабы поставить на место турецкого посланника, не выказавшего должного восхищения великолепием французского двора.
В следующем году были поставлены «Психея», «Плутни Скапена» и «Ученые женщины».
К началу 1673 года был готов к премьерному показу «Мнимый больной», как обычно, с Мольером в главной роли. В то время Мольер был тяжело болен, видимо, туберкулезом, судя по тому, что при кашле его платок окрашивался кровью.
17 февраля должен был состояться уже четвертый спектакль по этой пьесе.
Под вечер в дом к Мольеру, страдавшему жестокими приступами кашля, пришли просить пристанища странствующие монахини.
Актер Барон, пришедший следом за монахинями, ужаснулся, увидев состояние Мольера, и предложил отменить спектакль, но Мольер решительно отказался, заявив, что не собирается лишать своих подчиненных их дневного заработка, а публику — удовольствия.
И вот открылся занавес в театре Пале-Рояля, и зал наполнился чарующей атмосферой, которую придумал и воссоздал человек, играющий в ней самую трудную, особенно в тот вечер, роль…
Доктора и аптекари с клистирами в руках танцуют вокруг него, а он, превозмогая боль, громко произносит слова нелепейшей клятвы, вызывающей хохот и аплодисменты в зрительном зале, где никто не догадывался о том, что присутствует при самой подлинной агонии…
После окончания спектакля Мольера отнесли домой. Монахини, как могли, пытались облегчить его состояние, но их усилия были тщетны. К Мольеру не пришел ни один из приглашенных врачей и ни один из приглашенных священников. У него хлынула кровь горлом.
Арманда с дочерью пришли, когда Мольера уже не стало.
Архиепископ Парижский строго запретил хоронить великого драматурга по христианскому обряду, и лишь решительное вмешательство Людовика XIV позволило прийти к компромиссу в этом вопросе. Было разрешено похоронить Мольера глубокой ночью на кладбище Святого Жозефа, в той его части, где хоронили самоубийц и некрещеных детей.
В день похорон под окнами дома Мольера собралась большая толпа, но отнюдь не затем, чтобы выразить скорбь по поводу смерти национального гения, а чтобы воспрепятствовать его погребению.