— Простите, что вы читаете? Андрей Воронин?! О! Замечательно! — я полез за блокнотом.
— Да, неплохая развлекуха, — согласился он.
Тут подошли контролеры. Моего собеседника они даже проверять не стали, сразу заявили:
— На выход!
Обернулись ко мне.
— У меня все в порядке, — я показал им карточку, бумажное приложение и удостоверение журналиста.
— Ваши документы недействительны, — с каменным лицом заявил один из контролеров. — На выход.
Я сразу забыл, что собирался выскочить — настолько был шокирован.
— Как это?! — запротестовал я. — Вы, вообще, кто такие? У вас жетон есть?!
Мне под нос сунули жетон.
— Да сроду в метро контроля не было! — продолжал упираться я.
— Вот-вот, развелось зайцев, — заметили они. — Вам выходить.
Двери открылись, я и еще несколько человек живо оказались снаружи.
Только тут я понял, что вообще не могу сообразить, что это за станция. И в каком городе. Куда это меня завезли?! Я кинулся к закрывающимся дверям, они с шипением захлопнулись. Я взвыл от злости и бессилия.
Электронный голос, как бы в насмешку, сквозь шум уходящей электрички произнес: «Осторожно, двери закрываются. Поезд проследует без остановок до станции “XXI век”».
Колпино, 2001
Анна Горелышева. Сталкер (фрагмент повести «ССКР»).
Светлой памяти светлого будущего посвящается
Дин проснулся в полседьмого, хотя лег часа в три, не раньше. Ребята, конечно, еще спали. За окном на фоне сероватого предрассветного неба четко вырисовывались контуры уцелевших небоскребов Центра. В некоторых окнах горел свет — это было ясно видно, — не обычный электрически-желтый, а странного голубоватого оттенка. Дин привык к этому, как и все ньюйоркцы, но все равно иногда задумывался: откуда в пустых коробках домов взяться этому призрачному свету? Ну не ведьмин же это студень, в самом деле!
В комнате было холодно, потому что сейчас лето, а значит — неотопительный сезон. Горячей воды тоже, естественно, не было. Ее включали только по большим праздникам. Но тогда обычно отключали холодную. Дин почистил зубы, вышел на лестницу и быстренько сделал зарядку, чтобы согреться. На улице посветлело, сыпался мелкий сухой снежок и завывал ветер. В школьной столовке уже зажгли свет. В кабинете ОБЖ свет горел всю ночь — видимо, учитель снова спешно готовил какой-то стенд.
Дин вернулся в комнату и вытряхнул из ранца вчерашние трофеи: два журнала «Знание — сила», три — «Наука и жизнь», дискету с учебником иммунологии, две дискеты с записью томов исторической энциклопедии от «М» до «О», еще две — с собранием сочинений Марка Твена, в приличном состоянии, и совсем потраченный нестандартный диск без наклейки или других опознавательных знаков. Это, наверное, самое интересное.
Дин убрал журналы в нижний ящик стола, почти полностью забитый. Глупо, конечно, в случае чего их найдут на раз два… Ну и плевать. Он готов. Дискеты Дин засунул обратно в рюкзак — бессмысленно хранить их дома. Потом он открыл один из журналов — наименее сохранную, подмоченную и разорванную «Науку и жизнь», апрельский номер 2011 года. Ага, ну ясно: юбилейная статья о гагаринском старте, продолжение фантастической повести о странниках, очерк о сегнетоэлектриках, кое-что о флоре Австралии…
— Дин, ты здесь?
Дин вздрогнул от неожиданности и обернулся:
— Привет, Крис. А где я должен быть?
— Слушай, когда ты вернулся? Часа в три?
— Какая тебе разница? Буди Сэнди, уже семь.
Крис приподнялся на локте:
— Что на этот раз? Опять журналы и дискеты? Хоть бы раз притащил что-нибудь необычное!
— В следующий раз принесу тебе вилку, — серьезно пообещал Дин. — Или зубную щетку. Или бадминтонную ракетку. Посмотришь, какими удивительными механизмами люди пользовались до войны.
— Тебя послушать, так в Центре вообще ничего интересного. Зачем же ты туда таскаешься?
Дин молча похлопал ладонью по журналу.
— А в газетах пишут, что сталкеры оттуда деньги чемоданами носили, — продолжал Крис. — Радиоактивные, правда… Их по этой радиации потом и вычислили…
— Не знаю, — буркнул Дин. — Сразу после начала войны — может быть. А сейчас там нет ни радиации, ни ценностей, ни сталкеров.