На входе появился молодой штабс-капитан Лашкевич. Солдаты, пытающиеся унять зарвавшегося ефрейтора вместе с зачинщиком и офицерами встали в рост. Васильев Олег, а это именно он приструнил наглеца, явно превосходивший по росту и по комплекции, находясь в заднем ряду, продолжал крепко держать солдата Соколова, прижимая к себе локтем за шею, прикрывая другой ладонью рот так, что тот не мог издавать ни звука. Казалось, что одним движением он может с лёгкостью свернуть тому шею.
Штабс-капитан, не обратив внимание на эту сутолоку, быстрым шагом сразу подошёл к унтер-офицеру, сходу заявив: «Ну, здравствуй, Кирпичников. Что у тебя тут происходит?» Тот сразу смутился. Он сам не очень понимал, что именно командир имел ввиду. Было заметно его волнение и замешательство. На лбу проступили капли пота. Куда-то вмиг пропала вся его уверенность и бравада. Но, из строя вдруг то тут, то там начали выкрикивать: «Ура!» И вот уже весь строй разом в голос начинает скандировать.
Лашкевич с негодованием пронизывающим взглядом медленно осмотрев весь полк, стоявший уже беспорядочно не ровным строем, а кто как хотел, и, остановившись на Кирпичникове, громко спросил: «Что это значит?»
Унтер-офицер всё ещё не мог ничего внятно сказать. Нашёлся что ответить его помощник и приятель Марков, громко выкрикнув: «Солдаты больше не будут стрелять в народ!» Лашкевич достал из кобуры револьвер и вплотную подошёл к наглецу, осмелившемуся ослушаться командира. Марков стоял с гордо поднятой головой, при этом сам решительно скинул ружьё и направил на офицера. Несколько солдат рядом сделали тоже самое. Офицер сделал несколько шагов назад. На этаже появился ещё какой-то офицер. Штабс-капитан достал из кармана листок бумаги и, размахивая им, стал кричать, что это телеграмма Императора о необходимости прекращения беспорядков в городе, пытаясь начать зачитывать. Солдаты уже ничего не желали слушать. Они только кричали в ответ: «ура», «убирайся, очкастая змея», «злая ехидна», и беспорядочно стучали прикладами об пол. Тут, наконец, пришёл в себя и унтер-офицер Кирпичников, предложив офицерам покинуть здание казармы. Солдаты ещё громче застучали прикладами, создавая невообразимый гул. Штабс-капитан уже понимая, что перекричать такой гам невозможно, ещё немного потоптавшись, пошёл прочь к лестнице.
Сергей так же почувствовал, что ему, как «офицеру», находиться среди этой взбунтовавшейся солдатской толпы тоже нет никакой возможности. Поэтому, молча обменявшись долгим взглядом с другом, и убедившись в его безопасности, Филатов, взяв с собой прапорщика Емельянова, решил следовать вниз по лестнице за остальными офицером. Олег, отпустив обидчика, хотел было уже кинуться вслед за другом, но, тот еле заметным движением покачав головой, сделал знак «остаться».
Офицеры вышли из дверей казармы и двинулись через хорошо освещаемую площадку. Обернувшись, Сергей увидел, как за ними из открытых окон второго этажа наблюдают десятки солдат. В этот момент, ефрейтор Соколов в дикой ярости и дрожащими руками схватил своё ружьё и стал беспорядочно палить по удаляющимся силуэтам. Олег тут же выбил из его рук ружьё и одним ударом кулака уложил зачинщика на пол. Но, выстрелы продолжились. Подняв глаза, он увидел, дымящиеся ружья уже в руках Маркова, Кирпичникова и ещё нескольких солдат. Через открытое окно Олег увидел на плацу лежащего офицера. Васильев схватил ружьё Соколова и кинулся к выходу. Вся солдатская толпа ринулась на улицу вслед.
Подбежав к неподвижно лежавшему посреди площади офицеру, Олег сразу узнал в нём молодого штабс-капитана Лашкевича. Сразу две пули попали тому прямо в голову. Вероятно, смерть наступила мгновенно. Осмотревшись вокруг, Олег убедился, что других тел поблизости нет. Внутри немного отлегло.
А Кирпичников на плацу уже строил в ряды всю «свою взбунтовавшуюся армию». Одно отделение он распорядился послать к уличным воротам. Своим верным сослуживцам указал идти в другие роты с предложениями присоединиться. Уже через несколько минут эта солдатская масса стала увеличиваться в несколько раз. К взбунтовавшимся солдатам стали выбегать из казарм и другие роты. Ждали присоединения и «фронтовиков». Уже последними, вальяжно вышагивающими вразвалочку, из дверей 4-ой роты наконец появились и те, кто ещё вчера относились с издёвкой к этой молодёжи. С особыми восторженными криками, словно героев, встречала их солдатская толпа. Откуда-то зазвучала музыка. Все беспорядочно орали лишь: «Ура!»