В дверь постучали, и в комнату вошёл пожилой, но очень бравый офицер с огромными усами, развевающимися в разные стороны. Государь представил собеседнику графа Владимира Борисовича Фредерикса. Офицер зачитал государю телеграмму от генерал-адъютанта Брусилова с прошением: «… признать совершившийся факт и мирно и быстро закончить страшное положение дел».
- Ну, вот и началось, - как-то очень спокойно произнёс император и встал с места. – Пожалуй, времени ждать уже совсем не остаётся.
После чего Николай попросил:
- Зовите мне этого генерала Рузского.
А Сергея же, он неожиданно пригласил остаться в соседнем смежном кабинете. Комната оказалась чуть меньше, но в таком же убранстве. У стены находился небольшой рабочий стол. Филатов присел на деревянный резной стул и сквозь неплотно прикрытую дверь отчётливо услышал, как в комнату кто-то вошёл. Император спокойным и деликатным тоном приветствовал генерала и предложил присесть. Нервным и расстроенным голосом важный офицер начал рассказ о том, какие беспорядки творятся в столице, специально подбирая слова, рисуя самую мрачную картину, сгущая краски, насколько это было возможно. Государь же, со свойственным ему редким самообладанием, спокойно выслушивал доклад, лишь изредка прерывая и переспрашивая в непонятных ему местах. Но на это генерал отвечал как-то нетерпеливо дерзко, скорее даже с военной солдатской грубостью, явно давая понять монарху о его полном непонимании обстановки. После того, как он закончил о восстании, ещё более повышая тон, стал горячо доказывать:
- … Необходимо дарование ответственного министерства!..
Государь же в том же спокойном тоне возразил:
- По силе основной клятвы перед богом, я не могу и не имею право предоставить управление страной случайным людям, которые сегодня, как правительство, могут принести России необычайный вред, а завтра отойдут от власти, и вся ответственность за произошедшее останется на мне, как на монархе.
В ответ генерал горячился и настаивал:
- Уже сегодня необходимы реформы!.. - при этом послышался громкий стук по столу и топот ногами. В этот момент в кабинет постучали и доложили, что прибыл генерал Данилов с важной телеграммой от начальника штаба генерала Алексеева. Рузский вышел за дверь, однако пока правитель читал донесение, тот уже через минуту вновь вернулся с каким-то листком бумаги в руке. Он тут же протянул его императору. Тот молча внимательно стал читать телеграмму. Вновь наступила длительная тишина. Вероятно, государь несколько раз перечитывал и обдумывал дальнейшие действия, и наконец, произнёс:
- Ну, что же, манифест красив, прост и понятен, - и вслух процитировал: «…Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной Думы Родзянко, из лиц пользующихся доверием всей России. Уповаю, что все верные сыны России, тесно объединившись вокруг престола и народного представительства, дружно помогут доблестной нашей армии завершить её великий подвиг…»
После ещё некоторого молчания, Государь продолжил:
- Что ж, если того требует время и обстоятельства, я соглашусь с теми требованиями, что мне предлагаются. И я сам составлю текст телеграммы для Родзянко.
Генерал вышел из кабинета. Государь взял лист и стал что-то быстро набрасывать. По движению рук было понятно, что вот только сейчас почувствовалась та нервозность, которая накапливалась внутри этого спокойного с виду человека. Ещё через минуту вошёл начальник охраны Воейков, и император передал ему написанный лист.
Оставшись в кабинете один, государь одиноко и грустно продолжал сидеть за столом, обеими руками опираясь на локти и, прикрывая лицо ладонями. Филатов не смел выйти из-за двери. В этот момент в кабинет вошёл граф Фредерикс с тем же листом и рассказал:
- Господин Император, генерал Воейков сейчас, встретившись в коридоре с помощником Рузского генералом Даниловым, обратился к тому с просьбой дать ему возможность переговорить с Родзянко, чтобы передать телеграмму. Однако при этом тут же выскочил сам Рузский и с возмущением закричал, что не допустит этого, что здесь в Пскове все переговоры должны вестись только через него.
Император печально улыбнулся и, махнув рукой, приказал:
- Да, бога ради, отдайте вы телеграмму Рузскому.