Граф вышел, но не прошло и минуты, как вновь вернулся.
- Теперь генерал потребовал исправить текст, потому, как ничего не сказано об ответственном министерстве перед Думой, - сообщил он.
Царь спокойно взял лист и внёс исправления, вновь передав бумагу Фредериксу. Вновь он остался один. Медленно поднялся со стула и подошёл к окну, задумчиво вглядываясь вдаль. Так прошло минут пять или десять, пока вновь не вернулся Рузский. С ходу с усердием и пренебрежительно дерзким тоном он принялся убеждать Государя:
- Необходимо также приостановить репрессивные меры против революции!.. Немедленно приостановите действия генерала Иванова и верните войска на фрон!..
Император же в спокойной манере согласился и с этими предложениями:
- Я обещаю, что сию минуту пошлю соответствующий приказ.
Наконец этот неуёмный громкоголосый генерал вышел, и вновь наступила умиротворённая тишина. Император, ещё немного поразмышляв, вошёл в кабинет, где на тот момент располагался Сергей.
- Всё так, как вы и предполагали, - спокойно произнёс он. – Как же ничтожно и гадко на душе. Никогда не смогу простить такого предательства.
- К сожалению, оно будет не единственным, - ответил Филатов.
- Кто же ещё? Неужели кто-то ещё позволит себе выражаться в таком тоне, так же дерзить?
- Хамства позволить себе больше, никто не сможет, но, уже завтра ваш начальник штаба Алексеев разошлёт всем главнокомандующим армий телеграммы. Ваше отречение, увы, поддержат почти все.
- Неужели я стал для всех так ненавистен? – скорбно произнёс государь. – Неужели даже и Николаша? Есть ещё в моём окружении хоть кто-то, кто остаётся преданным.
- Увы, Великий Князь Николай Николаевич одним из первых ответит на послание. Не поддержат лишь два адмирала – Русин и Колчак. Вот искренне преданные вам офицеры. Останется преданной вам и вся ваша свита. В этом окружении предателей вокруг вас уж точно нет.
- Но как это могло произойти? Как эти верные служаки могли?
- За эти сутки, пока вы, Ваше Величество, направлялись из Ставки до Пскова, Родзянко настойчиво наседал не только на Рузского, но и на Алексеева, мороча ему голову тем, что всё зашло уже настолько далеко, что возврата к прежнему уже нет, что вся армия должна поддержать взволнованный народ, и что, все взбунтовавшиеся, якобы, подчиняются только ему и Государственной Думе. Склонял его к тому, чтобы ни в коем случае не направлять карательные войска в столицу. И ваш начальник Штаба, в конце концов, согласился с этим, подчинившись стремительному ходу событий. Скажу больше, ваш генерал, которому вы всецело доверяли, уже неоднократно подвергался давлению со стороны либеральной оппозиции. Ещё тогда в Севастополе заговорщики склоняли его на свою сторону, планируя заговор. Тогда он, как и некоторые другие генералы, не поддался провокациям, но, не соизволил доложить Вашему Величеству о готовившемся перевороте. И вот теперь, ему пришлось вновь выбирать. И сейчас выбор стал не простым, но очевидным. Понимая, что теперь уже мощная сила на стороне революции, он решил встать на сторону победителя, прикрываясь лозунгами о «сохранении армии и страны», на самом же деле, предательски сбегая, оставляя своего государя, прекрасно понимая, что отречение в таком случае будет неизбежно. При этом он, по сути, теперь ещё и подталкивает к этому других высокопоставленных и значимых генералов, чтобы не оставаться единоличным предателем, а, якобы, при всеобщем одобрении собратьев и соотечественников, - подробно и доходчиво постарался объяснить Филатов.
- Но, ведь сегодня Рузский ни слова не произнёс об отречении. Речь шла только о передаче права формирования нового правительства, - засомневался Император. – Не торопите ли вы сами события?
- Генерал ещё сам не знает об этом решении и кардинальной смене настроения в Думе. Одновременно с тем, как вы тут дискутируете с ним, в Таврическом происходят свои дискуссии. Там тоже радикальные силы переламывают лояльных либералов. Вопрос власти ставится ребром, - попытался переубедить его историк. – Именно сейчас в эти самые минуты окончательно решается вопрос вашего отречения. И только ещё через час при разговоре с Родзянко Рузский узнает об этом. Всю переписку этих длительных ночных переговоров он со свойственным злорадством, и, при этом и внутренним страхом для себя, положит вам завтра на стол. Думаю, что он и сам будет перепуган именно таким стечением обстоятельств. Генерал ведь тоже прекрасно понимает, что сегодня свергают царя, а завтра придёт их очередь – верхушки генералитета. И, кстати, не напрасно. Всё к этому и придёт. Вскоре уже многие из них окажутся в Петропавловской крепости.