Пока Сергей, прильнув к стеклу, размышляя о недостатках отсутствия связи, на перроне вновь увидел одиноко гуляющего Императора. На первый взгляд, очень спокойный, словно ничего особенного и не произошло, он приветливо и даже с улыбкой отвечал, прикладывая руку к папахе, всем, кто попадался на встречу и отдавал каждому честь. Спокойствие государя необычайно поражало. Филатов смотрел во все глаза и поражался: «Какой же нужно обладать необыкновенной сверхчеловеческой выдержкой, чтобы в такой момент проявлять хладнокровие и терпение, никоим образом не выказав ни малейшей капли слабости». Лишь по сосредоточенному взгляду, печальным задумчивым глазам, да по еле уловимому нервному движению рук, доставая папироску, можно было понять, насколько тяжело сейчас на душе у монарха.
Сергей ещё долго смотрел на гуляющего государя, стараясь не выказывать себя в окне, пока не пригласили на обед. Проходя к столовой, Филатов столкнулся с толпой офицеров, также ожидающих приглашения в столовую. Они сгруппировались вокруг Воейкова, передавая друг другу те самые телеграммы от главнокомандующих. Возмущениям не было предела. Каждый с пренебрежением высказывался в адрес Великого Князя Николая, самыми последними непристойными словами бранили Алексеева, как зачинщика, и других высокопоставленных генералов:
- Может быть, они и хорошие боевые начальники, но они очень плохо разбираются в делах внутренней политики и внутреннего управления государством, дерзнули оказать давление на монарха и, играя на войне, на его чувстве военного человека, в сущности, заставили Государя отречься от престола.
- Наши генералы, так часто кокетничающие словами «я – солдат», забыли эти замечательные простые слова, именно, в тот момент, когда должны были сказать: «Мы можем дать советы по вопросу наступать или отступать, но по вопросу отречения благоволите обратиться в Сенат, Государственный Совет, мы не компетентны, мы – солдаты». Но, они не только не ответили так на вопрос об отречении, они имели смелость поднять этот вопрос, который был совершенно вне их компетенции, выше их политического разума.
Кто-то тут же припомнил все те интриги, какие плелись против императора в среде Великого Князя Николая Николаевича. Припомнили и опутывание генералов либеральными заговорщиками и политиканами, разъезжающими по фронтам. Офицерская компания шумно негодовала и горячилась, порой даже не находя нужных слов, чтобы правильно выразить своё возмущение, чтобы достаточно правдоподобно заклеймить поведение главного виновника – генерала Алексеева. Слова «измена» и «предательство» звучали громче и чаще всего. Кто-то воскликнул:
- Вот если бы не уехали из ставки, тогда это «Чёрное войско» не посмело сделать то, что сделали.
Вдруг от кого-то прозвучала мысль:
- Так возможно, эти делегаты Гучков и Шульгин, чьего прибытия все так ждут, подготовили какое-то иное решение, взамен отречения?
Тут же один из офицеров предложил:
- А давайте первыми перехватим этих делегатов, не допуская их переговоров с Рузским. Привезём их сразу прямо к императору.
Идея всем без исключения понравилась, на том и порешили, уже усаживаясь за стол. Обед проходил в очень тягостной обстановке, больше напоминающей поминки. Пытались заговорить на какие-то отвлечённые темы, но это плохо получалось, потому и продолжали принимать пищу в тишине. По завершению, государь, поблагодарив всех, удалился в свой вагон. Все засобирались по своим местам. К Филатову подошёл Воейков и тихо попросил вновь пройти к императору.
Сергей полагал, что его миссия здесь уже сполна исполнена, и то была последняя встреча с Николаем Александровичем и его окружением, поэтому ещё одно приглашение стало несколько неожиданным. Ведь, казалось бы, уже всё, что можно было, он сказал, и, даже осмелился дать какие-то советы. «Что же ещё хотел услышать государь?» - думал он, пока шёл в уже знакомый вагон.
В кабинете император встретил его несколько возбуждённым. На столе лежала, видимо только что полученная им, телеграмма.