Настя дотрагивается до фигурной кнопки. Звонок. Дверь отворяется и на пороге с радостью гостей встречает Настина мама. Валентина Григорьевна уже давно приготовила на стол, и все лишь ожидают прихода молодых.
За ужином Сергей, почти совсем молча, пристально, словно впервые, обводит глазами всю квартиру. Из всего того убранства столетней давности, остался лишь тот самый уже совсем раритетный комод. «Неужели в нём до сих пор могут храниться те самые сокровища?» – невольно подумалось ему. Уже нет ни того большого стола, ни тех резных стульев. Да и стены уже далеко не так обставлены. Никакой лепнины с розетками на потолках. Хотя, стало гораздо больше света и свежести в помещениях. Совсем другие запахи, совершенно другие ощущения.
Совсем уже престарелая, но, довольно бодрая и бойкая Маргарита Степановна, как всегда с радостью, проводит молодых в свою комнату, где в камине уже потрескивают свежие паления, источая древесный запах по всей квартире. Первое же, что бросается Филатову в глаза – это большая фотография в старинной тонкой раме, украшающая стену, которой не было при их последнем посещении. Сергей сразу узнаёт на изображении бабушкиных родителей.
– Это ведь ваши родители Ксения и Стефан? – тут же спрашивает он у Маргариты Степановны.
- Да, - с удивлением отвечает старушка, - его действительно звали Стефан. Но, откуда вам знать? Разве я когда либо рассказывала об этом?
Настя с таким же удивлением смотрит на супруга.
- Нет, но, однажды, изучая материалы семьи графа Путятина, я, натолкнулся на историю пожара в его поместье в Бологом, и, с удивлением, обнаружил, что рядом при пожаре сгорела и усадьба ювелира Стефана Валуа, где в тот момент находилась его возлюбленная артистка Ксения Бужинская, - пытается хоть как-то выкрутиться историк. – После недолгих сопоставлений, я сделал вывод, что это и есть ваши родители.
- Вы очень проницательны, Сергей, - задумчиво произносит Настина бабушка. – Я была тогда ещё очень мала, и мне об этой истории рассказывала уже моя бабушка. Моя мама действительно была актрисой… И она не была замужем за отцом. Он в то время уже был женат. Стефан был известным ювелиром, приехавшим из Франции. И он действительно был из великого рода Валуа.
- Так, значит, бабуля, ты у меня настоящая принцесса, - восклицает Настя, после чего, немного кривляясь, обращается к супругу. – А я ведь тебе говорила, что и я тоже могу быть принцессой.
- Да, какие мы с тобой принцессы? – лишь улыбается в ответ старушка. – Революция совсем погубила моих родителей. Сначала этот злосчастный пожар в имении отца. Почему то, в тот момент, мама действительно оказалась вместе с ним. Супруга его на тот момент удачно уехала во Францию перед самой революцией и не застала всех беспорядков. Поэтому в доме они проживали вдвоём. Но, революционная толпа стала жечь все дома богачей, досталось и их поместью. Бабушка потом много раз рассказывала историю, как один какой-то благородный офицер, возможно один из её поклонников, специально поехал спасать маму из Петрограда в Бологое и чудом смог помочь родителям выбраться из горящего дома.
В этот момент старушка с трудом пытается встать с качающегося кресла. С помощью молодого зятя ей удаётся подняться и дотянуться до очень старой деревянной шкатулки, стоящей на камине, больше похожей на резную коробку. Маргарита Степановна вдруг вынимает и протягивает что-то круглое и серебряное со свисающей с морщинистой ладони длинной толстой цепью. Сергей просто столбенеет от того, что он видит в её руках. Она держит те самые часы с двуглавым орлом на обороте... «Это же получается, что они уже «прожили» второй век», - тут же подумалось ему.
- Вот это именно то самое, что позволило мне спокойно дожить до сегодняшнего дня, - вдруг признаётся старушка. – Эти часы позволили мне пережить все невзгоды, способствовали тому, чтобы преодолеть блокаду и ещё многое-многое в моей нелёгкой судьбе. Мне было ещё так мало лет, что я не помню того офицера, но именно он оставил мне этот подарок, который просил хранить, и не позволять им остановиться ни на один день. Вот так каждый день, я их и поддерживаю, а они поддерживают меня. Каждый день я живу тем, что наутро мне нужно обязательно завести их, чтобы они смогли тикать и отсчитать мне ещё одни следующие сутки. Вместе с ними в унисон тикает и моё сердце. Вот так всю мою длинную жизнь эти часы отмеряют мои минуты, дни и года. Я не позволила им остановиться ни на одну минуту. А они не позволили остановиться мне. Даже в самые тяжёлые блокадные годы, даже голодая я не позволила себе расстаться с ними и ни на что не обменяла.