Выбрать главу

здесь имелось сорок восемь экранов, — работавших вместе с сотрудниками

Кибердайна в гражданской одежде, которые считались лишь техническими

экспертами проекта.

Как и весь объект в целом, оперативный центр тщательно просматривался

скрытыми камерами видеонаблюдения, установленными во всех углах.

Майлз вежливо кивнул, проходя мимо нескольких рядов, где на скамьях сидели

сотрудники, получая лишь самое общее представление о поступавшей в центр

информации. Они анализировали электронную информацию, поступавшую из

командных пунктов противоракетной обороны США и их союзников, в том

числе оптические, инфракрасные, радиолокационные и сейсмические данные.

Что было не менее важно, они проверяли и предугадывали реакцию Скайнета

на ту же информацию. На экранах их мониторов выкладывались числовые

данные, графики и топографические проекции в мелких деталях.

Один молодой сотрудник Кибердайна, Энди Ли, поднял глаза, взглянув на

Майлза, когда он проходил мимо. «Привет, как дела, дружище?», спросил он.

Рядом с ним стоял гигантских размеров бумажный стакан колы. «Привет»,

сказал Майлз с ухмылкой.

«Пришел понаблюдать за работниками?»

«Пришел понаблюдать, как наблюдают работники», ответил Майлз.

«Ну, этой ночью не так уж и много, за чем можно понаблюдать», решительно

сказал Ли, словно объявляя шах и мат.

«Ну тем лучше», медленно произнес один из других сотрудников, в форме. Это

был Фил Пакер, мертвенно-бледный и худой, с густыми усами, по прозвищу

«Напольная вешалка».

«Не могу с этим поспорить», сказал Майлз. «Да, это было бы просто классно».

С 4 августа, с момента полного ввода в эксплуатацию, система Скайнет

работала отлично, обеспечивая быстрый, правдоподобный и впечатляющий

анализ потоков сопоставляемых данных. Примерно через неделю после ввода в

строй она обнаружила возможно готовящееся ядерное испытание русских,

проводимое в нарушение их добровольного моратория. Однако она

проанализирована данные за час, несравнимо быстрее по сравнению людьми, и

вынесла определение, что данное событие являлось лишь небольшим

землетрясением. Люди, проводившие анализ, все еще лишь пытались

.

подтвердить это определение Скайнет, однако, похоже было, что компьютер

чрезвычайно точно попал в точку.

Теперь же не происходило ничего необычного: никаких непонятных глюков,

никаких сбоев. В соседний монитор пристально глядела талантливая любимица

Майлза Розанна Монк, изредка переключавшаяся с одного вида на другой

нажатием кнопок левой рукой. Рядом с ней стояла пластмассовая чашка кофе.

Розанна была начальником этой смены, а это означало, что именно на нее в

первую очередь падала задача справляться с любой возникающей проблемой,

помимо выполнения собственно своей работы. Она занималась проектом

создания нанопроцессоров, а затем Скайнета, уже пять последних лет, и теперь

она знала о системе и ее параметрах больше, чем кто-либо другой.

«Что, у тебя тоже скучная ночка?», спросил Майлз.

«Пока что ничего подозрительного не происходило», сказала она, словно речь

шла о какой-то обычной технической проблеме. «Русские ведут себя тихо, как

обычно».

«Как говорит Вешалка, это лишь к лучшему».

Розанна сделала глоток кофе, взгляд по-прежнему прикованная к

компьютерному экрану. «Расчеты Скайнета постоянно становятся все точнее и

точнее», сказала она, завороженная тем, что видит. «Он создает выходящие за

рамки нормы логические протоколы, которые я не могу объяснить — мы их

абсолютно точно туда намеренно не вводили».

«Мы и  не могли это сделать», сказал Майлз со слабой улыбкой. В этом-то и

была проблема: как он и говорил уже Джеку Риду, система работала слишком

хорошо. Розанна имела в виду принципиальные ограничения в компьютерном

программировании. Что являлось немного пугающим, – так это объем

непредусмотренного человеческого мышления, которому Скайнет каким-то

образом обучился и выработал самостоятельно за последние три-четыре

недели. Такого объема возможностей машины можно было предполагать

достичь лишь через десятки, если не сотни лет.

«Да», сказала Розанна, «но чем больше он взаимодействует с нами, тем больше

он начинает думать как человеческое существо — разве только в миллион раз