— То-то мне его улыбка такой сожалеющей показалась. Вот волчара!
Очень хотелось выматериться, но бригадир братков вовремя вспомнил, что собеседник этого очень не любит. Поэтому, преодолев желание, скромно дополнил:
— А потом спокойно так говорит: «Механик мое погоняло».
Собеседник задумался, припоминая:
— «Механик»… Не слышал. Но его края далеко, там все может быть. Дальше что?
— Дальше я его подрядил замочить Мусу с кентами. За девяносто тонн зелени. Он и пришел, как договаривались.
Поежившись, бригадир добавил:
— Уши принес. И сам в кожанке Мусы.
— Выглядел как?
— Спокойно. Вообще спокойно. Но взгляд… Словно прикидывал, как меня и пацанов завалить половчее.
— Понятно. Ты, Лешенька, у нас из военных, тайну хранить привычен. Вот и послушай, что я скажу, да язык потом не распускай. Есть у меня мысль, что Механик твой из киллеров, но не простых, а конторских. Раньше на государство работал, а сейчас на кого-то из бывших кагэбэшников. Много их нынче во власти обретается.
Штурман вскинулся:
— Виктор Палыч! В училище на пятом курсе базарили, что Александров с особистами повязан! Он еще в рукопашном зале каждый день тренировался. Точно!
— Вот-вот… М-да, повезло тебе, Лешенька, что старая дружба осталась. Завалить ему тебя, да и ребяток твоих, как мне, старому, высморкаться.
— Да я всех бойцов подтянул!
— Он Мусу с его отморозками одним ножом вырезал. Всех семерых. Без звука, как свиней. Ты не видел, как знакомец твой там поработал, а мне побывавший после него в квартире человечек рассказывал. Опытный человечек. Только и он впечатлен был по самое немогу. Поэтому, Лешенька, собираешься ты, да едешь за своим дружком. Хочешь, целуй его, хочешь, на коленях ползай, но Механика сюда вежливо и со всем уважением доставь.
— А если?..
— Тогда можешь сам зарезаться. Или его попроси.
Беспощадный металл в голосе заставил Штурмана похолодеть от плохого предчувствия:
— Ты все понял, Лешенька?
— Механик, в натуре, край! Запутка полная! С тобой такой человек хочет встретиться — выше нету.
— Мне что с того? Я сам по себе.
Скривившись, обреченно махнув рукой, бывший сокурсник произнес:
— Тогда мне вилы. И тебя тоже достанут, какой бы ты крутой не был. Под ним половина Москвы ходит.
Помолчав, Александров неохотно кивнул:
— Ладно. Только переоденусь.
Тот, под кем ходит половина Москвы, вообще не производил впечатления криминального босса. Без малинового пиджака, золотой цепи, даже без наколок. Приятный пожилой человек в дорогом костюме. С волчьими умными глазами на морщинистом благообразном лице.
В кабинете они были вдвоем, но охраны за дверьми осталось — на взвод наберется.
— Пригласил я вас, Сережа, по деликатному вопросу. Вот только, прежде чем перейти к нему, не могли бы вы свое железо убойное сюда на столик выложить? Просто, чтобы мне, старому, спокойнее было. Слово даю, что из этого кабинета вы выйдете по своей воле и беспрепятственно.
Выбора, соответственно не было.
— Этим ножичком Мусу со товарищами порешили? Знатный ножичек. Кровушки, наверное, попивший вволю.
Сергей молча ждал продолжения.
— Вам Лешенька не довел? Неувязочка у нас одна вышла. Сумочку вы там одну прихватили, ценную.
— Боевой трофей. Я со Штурманом этот вопрос решил. Или он за свои слова не отвечает?
— Он-то отвечает, Сережа. Вот только денежки в сумочки не его. И даже не мои. Благо это воровское. Знаете, что это такое?
Да, засада полная. Без шансов.
— Общак.
— Верно. Муса, отморозок голимый, на святое замахнулся. И люди уже сюда ехали специальные, чтобы козлу горному всю неправоту его объяснить. Вот только людей этих вы, Сережа, опередили немного.
— И что теперь?
— Теперь, Сережа, денежки надо вернуть. Особые они, за них вас везде найдут и покарают так, чтобы неповадно было. И вас, и всю семью вашу.
Левая рука Александрова выложила на стол кольцо. Простое, металлическое, из жесткой проволоки. С чекой.
— Так и знал. Гранатка там у вас, Сережа?
На стол легла правая. С гранатой Ф-1.
— М-да, серьезно там у вас, конторских. По глазам вижу — пальцы разожмете не колеблясь. Сумочка, небось, тоже заминирована?
Александров молча ждал продолжения. Он понимал, что блефует, но был уверен — для того, чтобы отсюда выйти, по-другому себя вести нельзя.
— Зачем вам столько денег, Сережа?
— Надо.
— Вот знаете, впечатление жадного вы совсем не производите. Давайте-ка, я попробую угадать, зачем вам денежки?