– Эм, Нинель, думаешь мне все это скормить? – прозвучавшее недоумение в словах Анориата заставило меня посмотреть на поднос с едой. Так вот почему он так смотрел на нее, а я-то уж подумала… Я невольно захихикала, и, повернувшись к босмеру, с удивлением, смотрящим на меня, произнесла:
– Нет, конечно, боюсь, если ты все съешь, то просто лопнешь, а мне потом ошметки твоих внутренностей убирай, – картинно закатив глаза к потолку и едва сдерживая смех, развела я руки в стороны, показывая всю свою обреченность.
– Нинель, Во Имя Девяти! Что за кровавые мысли? – всплеснул руками Анориат, в притворном ужасе округлив глаза, насколько позволяла их раскосость.
Мы посмотрели друг на друга и оба покатились со смеху, хватаясь за животы. Сквозь проступившие слезы смеха, я заметила на щеках Анориата еле заметный румянец, но он был настолько бледным, что если бы я не присматривалась, то и не заметила вовсе. Если от смеха у него появился пусть и бледный, но все же румянец, значит, он скоро должен пойти на поправку.
– Ну, что будешь? – поинтересовалась я, как только отсмеялась и смогла говорить. – Остывает ведь все.
– Пожалуй, начну с похлебки, – озвучил свое желание босмер, поглядывая на миску с прозрачным бульоном. Я кивнула и отвернулась от эльфа, беря миску с ложкой и полотенце.
Как только я повернулась лицом к больному, то чуть ли не выронила тарелку из враз ослабевших пальцев. Этот нахал сидел на краю постели, свесив ноги, абсолютно голым, только легкое одеяло небрежно прикрывало бедра мужчины. Я невольно залюбовалась немного худощавым, но стройным и подтянутым телом. Не зря этот эльф бегал по полям и лесам в поисках добычи, все его тело было перевито узловатыми мышцами.
Пока мой взгляд сам собой скользил по бледному телу эльфа, я не замечала ехидной и самодовольной улыбки этого ушастого гада. Как бы невзначай его рука скользнула по одеялу, цепляя его край и немного сдвигая вниз, почти открывая пах и, тут я очнулась, сразу вспоминая: где я, кто я, и что этот паразит явно специально затеял грязную игру со мной.
– Т-т-ты! Оденься!!! – закричала я на высокой ноте и, зажмурившись, пылая гневом, раздражением и огромным смущением, резко отвернулась от хохочущего эльфа. Ему явно было весело в отличие от меня. Вот же ж остроухая гадина! Можно, конечно, было выскочить из комнаты, но у меня в руках была похлебка, да и проверить состояние эльфа было нужно. Только если так шутит, то точно здоров.
– Нинель, ты такая забавная, когда смущаешься, – смеясь, говорил Анориат мне в спину, а я кипела, словно чайник, хотя… нет, чайник мне не соперник, я его явно обставила. – Над тобой так интересно подшучивать.
На последних его словах, я резко развернулась, вперившись взглядом в лицо лесного эльфа – главное теперь не смотреть вниз – Анориат замер от коварной моей усмешки.
– Так значит, тебе весело, – мой загробный тон не предвещал остроухому ничего хорошего.
Двинувшись в его сторону плавной походкой, злобно ухмыляясь, я вытянула вперед руку с миской супа и, остановившись на расстоянии вытянутой руки, вздернув подбородок, бросила:
– Знаешь, отчего весело будет мне? – И, видя вопросительный взгляд зеленых глаз, продолжила: – Когда я помогу тебе принять душ из того, что для тебя с огромной любовью приготовила Трин. – И, смерив Анориата скептическим взглядом, тяжко вздохнув, отставила тарелку супа на поднос. Нет, выливание бульона на его прикрытое достоинство будет слишком большим расточительством с моей стороны. – …Лучше пойду навещу Ортэна. В отличие от тебя он не извращенец и не пытается меня ни соблазнить, ни разозлить.
Я уже развернулась и направилась в сторону двери, когда меня догнал немного взволнованный голос Анориата:
– Прости меня, Нинель! Обещаю, что буду вести себя хорошо… только останься. Я же, как ни как, болею.
Посмотрев на бледного, немного смущенного босмера, смотревшему на меня с раскаяньем в глазах, я сдалась.
– Смотри мне. – Погрозила пальцем эльфу и вновь отвернувшись, бросила через плечо: – Оденься.
– Слушаюсь, госпожа! – радостно воскликнул лесной эльф.
Анориат
Поняв, что Нинель никуда не собирается уходить и месть откладывается, эльф с облегчением вздохнул. Душа его ликовала, но неприятный осадок после слов девушки об его ученике все же остался. Непорядок, нужно это исправлять, Нинель должна думать только о нем, а не о каком-то имперце, у которого молоко едва на губах обсохло.