Быстро натянув штаны, несколько секунд босмер раздумывал, надеть верхнюю рубашку или нет, но представив бурную реакцию Нинель, решил не рисковать и нацепить ненужную тряпку. Конечно, мужчина хотел бы обойтись без тряпок вообще, пособлазнять это прелестное дитя, но она почему-то, ни в какую не соблазнялась.
Горестно вздохнув, Анориат застегнул рубаху на все имеющиеся пуговички.
Часть 10
Нинель(Нина)
– Я готов, милая.
Развернувшись, с недоумением воззрилась на улыбающегося рыжего эльфа. Мой взгляд искал в его чертах лица хоть какую-то зацепку на то, что он снова издевается надо мной, но, к моему удивлению и некой толики недовольства, таких улик просто не обнаружилось. Искренняя теплая улыбка не сходила с красивого лица Анориата, а глаза лучились странным блеском, который я была не в силах разобрать.
– С каких пор я стала милой? – приподнимая брови, поинтересовалась у наглого босмера, вальяжно усевшегося на постели.
– С этих самых, – пояснил он, улыбаясь при этом шире и, устроившись удобно на постели, молвил: – Я готов для приема пищи.
Моя челюсть чуть не поцеловалась с полом от наглости и безграничной самоуверенности эльфа, сквозившей из него со всех щелей. Его улыбка так и трещала по швам и грозилась выползти за пределы бородатого лица, но, похоже, самого обладателя ослепительной улыбки этот факт нисколько не смущал.
Не обращая внимания на мой ошарашенный вид, Анориат похлопал ладонью по постели рядом с собой, приглашая меня присесть к нему. Так прям вот, взяла и разбежалась. Да меня ж потом Трин живьем съест и не подавится. Пусть эльф и был в какой-то мере обворожительно-сексапильным, но не до такой степени, что бы из-за него голову терять.
– А моська не треснет? – ехидно поинтересовавшись у рыжего босмера, вновь взяла тарелку с похлебкой, с огорчением отмечая, что та давно остыла.
– Что не треснет? – удивление, сквозившее в словах эльфа, заставило меня усмехнуться.
Подойдя к больному – хотя, в последнем я стала уже сомневаться, раз так пристает и издевается, значит пошел на поправку – всучила тарелку, и, скрестив руки на груди, с важным видом пояснила:
– Моська – то же самое лицо, только более в смягченном варианте… – Замолчала, обдумывая следующие выражения, приписывающие лицу в порыве злости и решив, что если уж просвещать эльфа, то до победного конца. – А вот рож…
– Хватит, – я замолчала, перебитая Анориатом и послушно закрыла рот, с интересом ожидая его объяснений. Чего это он, разве ему любопытно?
– Остальные названия я знаю: грубые, некрасивые, которыми можно задевать, оскорблять.
А эльф не такой уж и темный, в плане развития.
– Так, все! Оставляем тему «Лицо и его название в широком формате». Ешь, давай! – сердито притопнув ногой, указала пальцем на миску в его руках. – Надеюсь, мне тебя не нужно кормить и ложку ты в силах удержать.
Язвительный тон, сочившийся в моих словах, нисколько не смутил Анориата. Ухмыльнувшись, он зачерпнул ложкой суп и элегантно отправил в рот. Такое красивое и отточенное действие я наблюдала впервые, и потому замерла, восхищаясь манерами босмера. Он походил на светского мажора из высших кругов, только разве что не сидел за сервированным столиком, а валялся в кровати по причине недомогания.
– Он холодный и безвкусный.
Я моргнула, осознавая, что залюбовалась действиями эльфа, и только сейчас заметила его сдвинутые к переносице брови в задумчивом недоумении. Анориат о чем-то усердно размышлял и явно не понимал, что же не так с супом.
– То, что он холодный, сам виноват, – буркнула я, недовольно смотря на рыжего эльфа. – Нечего было дразнить меня. А вот на счет вкуса, ты явно перегнул палку, ты же знаешь, как Трин божественно готовит.
– Вот потому и не понимаю, почему у супа вкус соломы, хотя наверняка и у той есть определенный привкус, а тут… ничего, абсолютно. – Обескураженный тон Анориата, на некоторое время поставил меня в тупик. Мой мозг лихорадочно стал искать зацепки о вампиризме, и все приводило к неутешительным выводам.
– И… давно ты не чувствуешь вкуса еды? – осторожно поинтересовалась я, а в ушах била кровь. Страшась услышать ответ, сердце после каждого стука замирало на несколько секунд и вновь делало бешеный ритм для того, чтобы замереть вновь.