Выбрать главу

Как только мы покинули слишком жаркую и душную таверну, Ким, споткнувшись и скатившись со ступенек, словно колобок, как ни в чем не бывало (проигнорировав мою помощь), кряхтя, поднялся с земли и целеустремленно (насколько позволяло его состояние) пошаркал к добротному дому, что стоял через дорогу чуть правее таверны. Он один единственный отличался из всех – двухэтажным строением. Хоть Рорикстед и был богатым, но даже для этой деревушки это строение выглядело слегка… неуместно. Оно будто говорило – я здесь главнее. Хотя, если местный люд позволил построить такую хибару, значит, его не особо волнуют размеры, а значит, и меня это не должно тревожить.

Дойдя до дому, светловолосый мужчина со всей силы толкнул дверь, да так, что та с грохотом встретилась со стеной при открывании, и ввалился в хату, как медведь в берлогу. Не хватало только грозного рычания.

– Трин!!! – а нет, вот и рык. Я осторожно вошла вслед за мужчиной и аккуратно прикрыла за собой скрипучую входную дверь. – Спустись сюда! К тебе тут подруга явилась!

Надо отдать мужчине должное, пусть он и был пьян, но слова слетали с его пухлых губ практически твердо и без запинки. Вот что значит настоящий норд, хоть и шатает как при урагане, а соображает.

Пока хозяин дома что-то бормотал и пытался усесться за стол, я окидывала взглядом комнату первого этажа. Родители Трин, видимо, любили все простое и жили пусть и хорошо, можно сказать, даже зажиточно, судя по коврам, множеству шкур волков, медведей и кованым сундукам в дальнем углу, но по-простому. Вся мебель была «бедной», но добротной.

Напротив меня находился очаг, над которым на железной треноге были подвешены кастрюльки, правда, так, чтобы огонь в печи их не лизал. Над печной полкой стояли плетеные корзиночки, в которых, видимо, находилась сладкая выпечка, так как они были прикрыты белым полотенцем. А еще выше, прибитые крепкими гвоздями на стене, висели оленьи рога.

По правую сторону от входной двери стояла плетеная ширма, прятавшая за собой двуспальную кровать, уголок, что я успела разглядеть. Там же стояли и два кованых сундука. Широкий комод, на котором лежали в разноброд пара книг и – Ого! – золотой подсвечник с огарками свечей. И откуда такая роскошь, интересно? Несколько платяных шкафов и подвесных полочек, забитых всякими интересными вещичками – деревянными поделками. Видимо, хозяин дома этим увлекается. А что, очень даже красиво.

По другую сторону, вверх на второй этаж уводила деревянная лестница, и под ней была навалена куча всякого хлама: коробки, бочки, мешки. Всю эту «красоту» украшал железный фонарь, стоявший на одной из бочек. Рядом с лестницей находился деревянный прямоугольный стол и шесть стульев с оббитыми сидушками желто-грязной тканью. Как раз на один из стульев и примостился хозяин дома, подперев огромной ручищей бородатую щеку, и теперь практически клевал носом. Хорошо, что на столе не было ничего лишнего, кроме корзиночки-хлебницы с нарезанными аккуратными ломтиками хлеба, крохотная миска с солью и пара подсвечников из козьих рогов.

Интересно, а где они продукты хранят, чтобы не испортились? Я осмотрелась еще раз, но не заметила никакой лестницы, что вела бы в подвал. Значит, наверняка тут имеется что-то вроде погреба.

– Нинель? – удивленный знакомый голос вывел меня из созерцания чужого дома, и я с улыбкой посмотрела на Трин.

Боже, как я рада ее видеть!

Никогда бы не подумала, что буду скучать по этой гордой красавице нордке.

– Привет, – я расстегнула плащ из-за жары, стоящей в доме (в нем более не было надобности) и, сняв его, перекинула себе через руку.

Ее взгляд метнулся с меня на отца, в голубых глазах мгновенно вспыхнуло раздражение и огорчение.

– Папа, ты опять за свое, – пробурчала недовольно Трин спустившись с лестницы, и подойдя к отцу, попыталась его поднять обхватив под мышки, видимо, уложить на кровать отсыпаться. Я поспешила ей на помощь, пристраиваясь с другого бока мужчины.

– Что ты тут делаешь? – грубовато поинтересовалась повариха, сверкнув в мою сторону голубыми глазами поверх светловолосой макушки пьяного мужчины.

Я чуть не крякнула от тяжести мужского, почти невольного тела, но в ответ все же пропыхтела: