– Где Элриндир? У меня к нему серьезный разговор… – я чуть помедлила, в основном из-за того, что мы кое-как довели здорового мужчину до двуспальной кровати, застеленной шкурами, и с трудом уложили… Ну как уложили, просто руки расцепили, и он более ничем не поддерживаемый свалился кулем поперек ложа. Кровать натужно скрипнула, пугая меня своей ненадежностью, думала, ножки сложатся, но нет. Посмотрев на Трин, откинув темную прядь со лба, продолжила: – Да и лучше бы и тебе на нем присутствовать.
– А что с Анориатом? Ему уже лучше? – При упоминании младшего брата Элриндира я вздрогнула и затравлено покосилась на девушку. Видя мое состояние, она нахмурилась и грозно поинтересовалась, постукивая носком туфли о половицы. – Нинель, неужели ты бросила больного одного?
– Давай я все расскажу при Элриндире? – Я затравленно огляделась, чуть пятясь от постели, к двери.
– И что же ты хочешь мне рассказать, ммм, Нинель? – прозвучали тихие слова мне на ухо, обдавая мою ушную раковину и открытую шею горячим дыханием, посылая по моей коже табун мурашек.
– Иии, – пискнула я, дергаясь в сторону от внезапной атаки эльфа со спины, и тут же зажала рот рукой, дабы не потревожить пьяного спящего мужчину, только вот мне кажется, что тому было глубоко плевать – в его-то состоянии – что происходит вокруг.
Сверкнув в сторону босмера негодующим взглядом, потерла шею, прогоняя мурашки, вызванные его дыханием. Когда, интересно, Элриндир успел спуститься по лестнице, я даже скрипа не услышала? Я покосилась на Трин, ведь она его видела и мне ничего не сказала.
– Ну, рассказывай, – нетерпеливо поторопила меня нордка, намереваясь сесть за стол и внемлить моим речам. Я сразу почувствовала себя проповедником. Мне только рясы не хватало и статуэтки для благословения моих последователей.
Покосившись на храпящего и выводящего дивные рулады хозяина дома, тихо промямлила:
– Может там, где… будет спокойно?
Трин с Элриндиром переглянулись.
– Тогда идем наверх. Там нам, точно никто не помешает. – Заявила дочь Кима, направляясь в сторону лестницы, я поспешила за ней следом, а за мной уже и Элриндир.
Оказавшись наверху, я огляделась. Как обычно, в домах Скайрима (большинство из них) было полно хлама (так же, как и на первом этаже) по углам: бочки, ящики, мешки, какое-то тряпье… Одна одноместная кровать у маленького оконца, над ее изголовьем висел венок из снежных ягод. Рядом с кроватью, на серо-зеленом ковре, была свернута лежанка. Моя бровь изумленно приподнялась: тут спит Элриндир? В таверне нет места? Но тут же отогнала от себя эти ненужные мысли.
Письменный стол с чистым пергаментом и чернильницей с белым пером аккуратно расставленными на столешнице, стоял у деревянных перил рядом с лестницей. Свечи, на мебели, стенах и под потолком освещали не такую уж и маленькую комнату Трин. Шкуры тигра застилали пол и постель. Пару ковров, в разноцветные полосочки, украшали деревянные стены дома.
Я покосилась на эльфа, садящегося на заправленную постель. Хозяйка дома села на стул у письменного стола, а я, как бедная родственница, осталась стоять посередине комнаты. Я вздохнула. Похожа на провинившегося ребенка, которого взрослые собираются отчитывать – учить уму разуму.
– Нинель, можешь сесть со мной, – с улыбкой предложил босмер, похлопав ладонью по соломенному матрасу рядом с собой.
Я бы и рада сесть с тобой, Элриндир, но… боюсь ты будешь в неадеквате, когда расскажу, что произошло с твоим единственным родственником. Поэтому мне лучше сесть от тебя подальше.
– Эм, я лучше отдельно, – помотала я головой. Эльф пожала плечами и принялся ждать, когда я соизволю «родить» новость.
Оглянувшись, заметила стул у одной из бочек. Взяв его, подтащила ближе к середине и, сев, обвела присутствующих в комнате внимательным взглядом.
– Итак… – я сцепила пальцы рук на коленях, и медленно начала свой рассказ.
…После того, как отзвук последнего слова затихает, осыпавшись пеплом, в комнате настает тишина. Настолько абсолютная, что отзывается в ушах колокольным звоном. Она такая тяжелая и густая, что я практически задыхаюсь под ее весом. Кажется, будто воздух сгущается и камнем давит к полу, сжимает виски раскаленным обручем, лишая возможности мыслить. Создается ощущение, будто само время замерло, беззвучными песчинками зависнув в пространстве, наполненном болью. Эта боль, она словно бы осязаема. Протяни руку, и почувствуешь ее под пальцами. Но я боюсь шевелиться. Я боюсь даже дышать в этой мертвой, звенящей в висках тишине, разрывающей сердце на части.