На мгновение стало слышно, как стучит машинка за стеной, и враз грохнул веселый хохот.
— Возьмите по парочке! — кричала уборщица. — Выручите! Домой их тащить, что ли? Свежие пончики! — уговаривала она.
— Добровольно брать или по решению собрания?
— Семейные по паре, а холостякам по пятаку! Налетай, ребята.
— Семейным можно и больше.
— Берите, миленькие, кто сколько желает. В цехах-то нет никого, выручайте.
— Кто возьмет пончики, может уходить, — сказал Вахрушев, вытирая глаза платком. — Ну и ну!
В кабинет заглядывали дежурные со щита. Лица у них были недоуменными. К столу начальника цеха выстроилась очередь.
ТРИ ПИСЬМА
Здравствуй, Аля!
Пишу тебе не как бывший знакомый, а как в редакцию газеты. Дело в том, что пришло время, когда про меня и про всех нас можно писать повесть. В жизни моей случилось так много всякого и разного, что сомневаюсь: Митька я или кто другой. Собираюсь поступить в техникум, записался в библиотеку.
Скоро в нашем общежитии — комсомольская свадьба. Женятся Федор и Галина, ты их знаешь. Может, это интересно газете? Придешь к нам в общежитие? Я, вообще-то, о тебе скучаю. И часто вспоминаю тебя, и даже на работе, через это могу попасть под высокое напряжение и сгореть.
С товарищеским приветом!
Здравствуйте, ребята!
Мы начали монтаж второй машины на двести мегаватт. Размах и масштаб. То-то, старики. Приезжайте.
Прежде, конечно, учитесь всему, чему можно научиться на нашей станции.
Живем в общежитиях. Друг от друга за двести метров по плохой дороге. Но поселок строят здорово. Стоит он в березовой роще, на берегу пруда. Летом можно купаться и рыбу ловить, а пока, конечно, бараки — и не хнычь.
С кабелем здесь тоже туговато, но лучше, чем в Зарянске. Техника — мечта. Работать хочется до чертиков. В общем, в письме всего не напишешь. Лучше прочтите о нас статью, которая будет в газете «Заря». Написала ее та самая Брусенцова, за которой ухаживал Митя.
Привет ребятам, тете Луше, Опухтину. Привет вам от моей Риты. Она не паникует, уже работает кладовщицей на техническом складе. «Хорошо, — говорит, — что уехали из Зарянска, но плохо, что не очень далеко: журналистка отыскала тебя и здесь!» Чудачка Рита, выдумщица. Не понимает специфики журналистской работы. Вот пока все.
Здравствуй, сын Дмитрий!
Пишу, как отец. Что ушел из дому — твое дело. Что думаешь плохо о родителях своих — судьев тебе нету, кроме твоего собственного черствого сердца. Но пройдет время, и молодая норовливость с тебя слетит, как с деревьев лист, и захочется тебе, как всем людям, тихой жизни. Тогда поймешь, что мы с матерью не желали тебе плохого, а, наоборот, хотели одно хорошее, как единственному сыну.
Жить мы станем не вечно. И дом наш и все хозяйство записано на тебя. Должен это почувствовать всей душой. И когда поймешь, возвращайся в дом. Мы тебя не торопим, но помни, что от добра добра не ищут, и в родительских комнатах тебе будет тепло и сытно. А если жениться решишь, то примем с женой молодой.
Зря ты наговорил на хорошего человека Филичкина и на отца родного всякие слова из-за чужих ванн.
Желаю тебе в молодой жизни успехов и чтобы родителей не забывал, потому что ты у нас один сын.
Письмо Ильи прочитали вслух. Артур — он часто теперь бывал у ребят и чувствовал себя здесь, как дома, — пил чай и слушал. Галя с книгой сидела на Фединой кровати, а Федор прохаживался по комнате, стараясь не топать. Смеркалось, но еще можно было разобрать написанное.
«Отцу я отвечу, — думал Митя. — Я ему напишу. В гости ходить друг к другу — пожалуйста. От родителей не отказываюсь, а дома ихнего мне не надо. К черту! Мы с Артуром еще на север отправимся, когда тут всему, так сказать, подкуемся».
— Артур, помнишь? «То ли в синий вечер, то ли зорькой раннею перед новой встречей будут расставания»…
— Я, ребята, знаю, что надо делать, — заговорил Артур. — Сначала институт, а потом и на север, где широкие горизонты. Сначала встану на крепкие ноги…
— А мне Рита ничего не пишет, — Галя закрыла книгу.
— Ты ей сама напиши! Про любовь — счастливую и несчастную… «Она о нем печалится, а я о ней все думаю», — пропел Митя и тяжело вздохнул.
Галя подняла на него большие удивленные глаза.
— Митя! Неужели ты не понял? Ведь Илья шутит.