Анатолий Захарович Козлов
Накануне Великой Отечественной войны — курсант учебной роты 44-го танкового полка 22-й танковой дивизии. 25 июня, будучи контуженным, захвачен в плен. В июле 1941 года бежал из лагеря Бяла-Подляска. В Купленском урочище вошел в одну из первых партизанских групп на Брестчине. Затем — командир взвода, командир роты, начальник штаба партизанского отряда им. Фрунзе Брестского соединения.
Награжден орденом Красного Знамени и многими медалями.
В настоящее время живет и работает в Бресте.
— Молодец, товарищ Козлов! Можно смело сказать — получим тяжелые танки КВ, вы поведете грозную боевую машину как старший механик-водитель.
— Служу Советскому Союзу!
— А сейчас в парк, привести машину в порядок и отдыхать. Суббота, к девушке, наверное, на свидание, а? — командир дружески улыбнулся.
— Нет, пойду в кино, — ответил я ему. — А скоро получим КВ? Говорят, мощная машина!
— Мощная-то мощная, а когда получим, не знаю.
Занятие по вождению по пересеченной местности прошло хорошо. Но вечером что-то беспокоило, а что — понять не мог.
Проснулся в грохочущем аду. Одеваясь, мы бежали к выходной двери из казармы. Но перед ней беспрерывно ложились снаряды (дверь выходила на запад). У выхода толкучка, шум, растерянность. Кто-то из лейтенантов, которые жили в казарме, предложил укрыться в подвалах.
— Провокация. Надо переждать.
В этот момент в казарму вскочил командир полка майор Квасс. Это был энергичный и опытный командир. Мы любили его за требовательность и душевность. А мне нравилась и его внешность. Темные с проседью волосы, правильные, волевые черты лица — все вызывало уважение.
Вбежав в коридор, майор Квасс (он был без гимнастерки) резко крикнул:
— Всем в парки! По местам и к бою!
Каждый экипаж машины знал заранее порядок выхода по боевой тревоге. На то место, где должна была собраться наша рота, пришло всего 4 танка Т-26. Некоторое время мы стояли, не зная, что делать. Потом появился какой-то старший лейтенант.
— Связи ни с кем нет, будем отходить по ковельскому шоссе, — решил он.
Мы вырвались на дорогу. На семнадцатом километре двигатель забарахлил, машина остановилась.
Скоро в этом районе собралось до 80 человек. Старший лейтенант-связист приказал занять оборону. Часа в два дня на дороге появились три танка.
— Послушай, танкист, — обратился ко мне старший лейтенант, — посмотри, что за танки, ты специалист.
По конфигурации машины я понял — вражеские. Взглянув в бинокль, увидел на борту крест.
— Немцы, товарищ старший лейтенант! — крикнул я командиру.
— Ты механик, а стрелять умеешь?
— Могу.
— А ну-ка, дай им по зубам.
Произвожу три выстрела. Не знаю, попал или нет, но танки остановились. Выхожу из машины. Через каких-нибудь 15–20 минут появились 4 самолета со свастикой на крыльях. С воем и свистом стали пикировать на нас.
У нашего танка взорвалась бомба. Сорвало гусеницу.
— Подожги танк и догоняй нас, — приказывает старший лейтенант, — будем отходить.
Пока я все это делал, около меня уже никого не оказалось. Я побежал к лесу, надеясь догнать своих. К вечеру вышел в район Заболотских хуторов. Там встретил воентехника первого ранга Ф. Д. Криклю. Он был возбужден, ранен в руку.
— A-а, кажется, однополчанин, — обрадовался командир.
— Из учебной роты.
— Наших никого не видел?
— Нет.
— Ну, я пойду в разведку, выясню обстановку.
Крикля ушел. Я ждал его.
На другой день, видя, что Крикля не возвращается, решил выйти на дорогу. Но как идти — один, без оружия?
Не доходя километров пяти до Кобрина, увидел на опушке леса четыре танка Т-26. Наши! Старший лейтенант, к которому я обратился, подозрительно посмотрев на меня, спросил:
— Ты кто такой?
— Механик-водитель из 44-го полка, — отвечаю ему. Не знаю, что убедило командира, но он поверил мне.
— Вот что, друг. Нет у меня одного механика-водителя, садись в машину, скоро на шоссе должны появиться немецкие танки.
Откуда это было известно ему, не знаю, но действительно, скоро появилось девять танков. Мы открыли огонь. Я видел, как загорелись вражеские машины. Не успели мы насладиться победой: появились самолеты.
И больше ничего не помню. Очнулся в лагере военнопленных в Бяла-Подляске. Как туда попал, кем доставлен — не знаю. Но это было страшное пробуждение. Тысячи людей, оборванных, голодных, раненых и контуженых, были за колючей проволокой, под открытым небом. Меня же мучили сильные головные боли.