— Как же это у вас так сразу? И меня не узнавши. А может быть, у меня кто-нибудь уже есть? Ходит вокруг и вздыхает. Ходит, вздыхает и даже, может быть, у нас любовь. Вы-то об этом не подумали, когда утром проснулись и увидели солнце?..
Хотела пошутить, а он не понял. Вон как потемнело его лицо и голос ломкий, будто издалека:
— Нет, не может у вас этого быть!..
— Отчего же? Не такая уж я уродка.
— Не должно быть, — повторил он. — Я такую еще не встречал, как вы. И не встречу, потому что нет таких больше…
— Да уж, конечно. Одну такую бог отлил и форму разбил.
Сначала она пожалела, зачем сказала о несуществующем вздыхателе, а потом ей понравилось, как он, не имея на нее никаких прав, ревнует открыто, как сговоренный жених. И она решила продолжать эту игру, от которой не видела никакого вреда. Поиграет, а потом скажет, что надо подождать с окончательным решением, узнать, друг друга, познакомиться с родней. У него мать какая-то не совсем нормальная, у нее — отец тоже с норовом, мать, братья. И хотя все они живут в другом городе, но и с ними надо посоветоваться, чтобы все по-хорошему было.
Мысли были умные, и она сама удивлялась, откуда они берутся в такие минуты. Если бы она так ему все высказала, то он понял бы, и все пошло бы ладно. Но она, шагая по крайним доскам, продолжала говорить всякие глупости, понимая, что не надо этого говорить, и не могла остановиться. Она и сама не понимала, что на нее накатило. Очнулась только тогда, когда он вдруг поднялся на тротуар и, как ей показалось, довольно грубо схватил ее руку.
— Не то вы все говорите! — с отчаянием выкрикнул он.
Увидев так близко его растерянное, отчаянное лицо и его вздрагивающие губы, она обрадовалась, что наконец-то он оборвал поток ее неумных слов и вот сейчас он, наверное, ее поцелует, прямо здесь, на улице, и тогда… Она не знала, что наступит тогда, и рассмеялась, глядя прямо в его погибающие глаза. Просто рассмеялась, а он отшатнулся, оттолкнул ее руку. В чем дело?
— Ну что же вы? — спросила она и оглянулась: улица по-прежнему была пустынна и тиха. Слегка дрожали и переливались на солнце желтые тополя, с них срывались сухие листы и неторопливо, как лодочки, скользили в прозрачном воздухе, отчего казалось, будто все кругом наполнено трепетным ожиданием неизвестного. По крайней мере, так показалось Алле, когда она снова поглядела в его глаза. Что показалось Андрею Фомичу и что его обидело, она так и не успела понять.
Он оттолкнул ее руку и, ничего не сказав, кинулся в переулок, как будто убегал от большой опасности.
Артем пошел в гору
После не по-осеннему жаркого полудня Николай Борисович Никандров вышел из подъезда редакции газеты, которую он возглавлял. Оперативка закончилась позже, чем всегда. В сегодняшнем номере была напечатана обычная десятистрочная заметка:
«Строители города за девять месяцев этого года сэкономили около десяти тысяч кубометров пиломатериалов. Это достигнуто благодаря строгому соблюдению правил хранения, разгрузки и перевозки материалов. Строители обязались до конца года сэкономить еще не менее тысячи кубометров».
Вот и все. Молодцы строители! Кто следующий? Факт, как ни посмотри, положительный. И газетчики молодцы: вынесли заметку на первую полосу и заголовок дали не совсем точный, но вполне мобилизующий: «Кто следующий?» Все бы на этом и кончилось, если бы на оперативку не пробрался практикант Артем Ширяев, которого никто не приглашал, так как он даже еще не состоял в штате редакции. Он встал и, попросив слова, зачитал заметку.
— Это что значит? — спросил Николай Борисович, преодолев удивление, вызванное дерзостью практиканта.
Краснея и заикаясь, тот в свою очередь тоже спросил:
— А они план выполняют, строители эти?
— Что вы хотите сказать?
— А то, что если они выполнили план и сэкономили материал, то, значит, они дали дутую заявку. И, может быть, не только на пиломатериалы. Как же они так: и план выполнили, и у них столько лишнего материала? А если они плана не выполнили, то за что же их хвалить? Да еще спрашивать «Кто следующий?»
В тишине послышалось покашливание редактора:
— Кто дал заметку? — спросил он.
— Я же и дал, — ответил Артем.
— Тогда как все это понять?
Он объяснил с видом человека, которому уже нечего терять, перестал даже заикаться.
— Произошла трансформация. Заметка была критическая. Нельзя сэкономить десять тысяч кубометров, если годовая потребность всего тридцать. Значит, прежде, когда не экономили, эти десять тысяч просто растаскивали или уничтожали. Словом, разбазаривали…