Увидев все это, Семен на секунду замер, потом отбежал в сторону, неуловимым движением выхватил фотоаппарат из чехла и оснастил его чудовищным объективом. Вот сейчас никому и в голову не пришло бы назвать его малосольным, до такой степени он выглядел заинтересованным. Скорей всего сейчас он был похож на барса, готового к прыжку, или на следователя, которого осенила гениальная догадка и который замер, боясь спугнуть ее.
Но когда Артем ступил на гулкую железную палубу и оглянулся, то Семен уже убирал фотоаппарат в сумку и брезгливо улыбался.
Командир «Решительного» сказал, что его зовут Генкой, Геннадием. Красивый старик представился:
— Зиновий Кириллович. Консультант от Гидростроя. Очень рад познакомиться.
Милиционер, который попросил довезти его до деревни Токаево, где у него было какое-то дело, привычно козырнул:
— Великий. — И пояснил: — Фамилия такая у меня.
— Уж не Петр ли? — спросил Семен.
Милиционер стеснительно улыбнулся:
— Все это спрашивают. Нет. Иван.
— Тоже звучит.
— Звучит, — согласился милиционер.
Поскольку усатый механик не назвал себя, а только спросил: «Заводить, что ли?» — можно было считать, что знакомство состоялось.
— Пошли? — спросил Генка, обращаясь к Артему, который все еще не освоился со своим высоким положением «начальника экспедиции» и стеснялся до того, что даже ладоням делалось горячо.
А тут еще Зиновий Кириллович добавил жару, искательно спросив:
— Как вы полагаете: прямо по реке или сначала махнем по Чусовой?
Артем, хотя он и знал очертания будущего моря — у него в портфеле даже была карта, которую он вчера сам скопировал в редакции, и маршрут он наметил вчера же, и он уже откашлялся, чтобы сообщить его как можно солиднее, — но, взглянув на красивого старика, сказал:
— Махнем по Чусовой. — И сам засмеялся.
И Зиновий Кириллович тоже засмеялся так, что все его несколько полноватое лицо засияло. Да уж и не такой-то он старый, как показалось вначале. У него румяные щеки, аккуратный, круто изогнутый тонкий нос с раздувающимися ноздрями и маленький рот. Он часто вытягивал губы, как будто приготовлялся насвистать что-то очень веселое. Компанейский старик, с таким не хочется разыгрывать из себя начальника.
— Махнем. Заночуем в Токаево у бригадира. Приятель мой — прекрасный хозяин, хотя и ушиблен рыбалкой, ну и все такое.
Зиновий Кириллович, вероятно, хотел подчеркнуть то самое свойство бригадирского характера, которому не чуждо ничто человеческое. Артем по неопытности не сразу догадался, но Семен ему тут же разъяснил:
— Выпить, должно быть, не дурак. Ушиблен. Знаю я этих… рыбаков.
Не особенно доверяя этой догадке — очень редко Семен хорошо отзывался о ком-нибудь, — Артем тут же забыл все на свете. Как только свернули на Чусовую, сразу же начались те обыкновенные, привычные чудеса уральской природы, которые хоть кого заставят забыть все на свете. Хоть кого, даже Семена. Первый удар, нанесенный природой по его наигранному скептицизму, он выдержал, хотя и с трудом. Но тут по левому борту открылся такой бережок с песчаной осыпью, с березками и елочками вперемешку! Ничего особенного — простенький пейзаж, под любое настроение: радостно — смейся, взгрустнулось — вздыхай. Ничего особенного, а почему-то вдруг делается так просторно в груди, что не хватает воздуха, чтобы заполнить этот простор.
— Тебе это для репортажа надо? — спросил Семен и, не дожидаясь ответа, щелкнул затвором. И еще раз, и еще…
— Это что! — сказал Генка, выглянув из своей рубки, и пообещал: — Вот к Сылве подойдем, ошалеешь.
Повернувшись спиной к борту, Семен презрительно усмехнулся:
— Мода пошла: природой любоваться. Вот я и щелкаю… — И осекся: справа, постепенно вырастая, как могучие спокойные волны, перекатывались отлогие, мягкие холмы, перемежаясь с зубчатыми хвойными перелесками. А дальше теснились неправдоподобно синие горы, а еще дальше неправдоподобно голубая тайга как бы плавилась в белом сиянии ясного осеннего неба.
И Семен сдался. Природа наступала со всех сторон, и он понял, как он со своим скепсисом и со своим фотоаппаратом беззащитен под ее спокойным натиском. Семен сдался: