12
За два перехода до Константинополя купеческий караван вдруг остановился примерно на полпути до дневного привала. Обычно причину остановки передают по цепочке, что на этот раз не случилось. Стояли долго. Зая от страха приказал готовиться к бою и взобрался на груз на арбе, чтобы видеть дальше.
Так ничего и не высмотрев, он обратился ко мне:
— Узнай, что там случилось.
Ездить туда-сюда мне не хотелось, тем более, если бы было что-то важное, уже бы передали, поэтому, зная трусость сирийского купца, я молвил:
— Уеду — и тут на тебя нападут.
— Правильно, оставайся здесь! — горячо одобрил мои слова Зая. — На этих голодранцев никакой надежды!
Под голодранцами он подразумевал остальных своих охранников, включая конных. Все их снаряжение и оружие можно было купить на товар с одной арбы, а на мое не хватит и всего его обоза.
Купеческий караван двинулся дальше, и, когда мы достигли примерно того места, где во время остановки была головная арба, нас догнала информация о причине задержки: встречные сообщили, что деревню дворов из десяти, к которой мы приближались, ограбил небольшой отряд сарацин. Купцы посовещались и решили, что с таким отрядом они как-нибудь справятся.
Мне информация показалась неполной, если ни сказать недостоверной. Место это далеко от моря. Небольшой отряд пиратов вряд ли бы забрался сюда. Его запросто перехватят на обратном пути и перебьют. То ли со страху местных разбойников приняли за сарацин, то ли отряд был большой, но тогда возникал вопрос, как они смогли незаметно приплыть и высадиться? В Римской империи воды неподалеку от столицы охранялись военным флотом, и экипажи получали наградные за каждое захваченное судно и взятого в плен пирата.
Если это действительно арабы, может, присоединиться к ним? Пиратство, даже сухопутное, намного интереснее и прибыльнее, чем охрана караванов. Останавливала мысль, что придется пять раз в день биться лбом об пол, стоя на коленях. Всё-таки религиозные ритуалы не должны быть слишком частыми, продолжительными и унизительными.
В разграбленной деревне возле крайнего дома, сложенного из плохо подогнанных камней и самана и с соломенной крышей, лежали два старика с проломленными головами. Не похоже, чтобы погибли, защищаясь. Видимо, их грохнули просто так, забавы ради. По подсохшим, серовато-коричневым кучкам мозга и крови ползали десятки мух, черных, зеленых, синих. Возле соседнего дома три охранника гонялись за пестрой курицей, не ставшей добычей разбойников. От этих сбежать не сумела. Ей тут же срубили ножом голову и, держа за лапы, помчались догонять свой обоз, пятная дорогу капельками алой крови, вытекающей из куриной шеи. Я подумал, что кровь — это чернила, которыми человечество пишет свою историю.
Во второй половине дня мы остановились на постоялом дворе. Зая тут же нанял конного гонца, вышел вместе с ним за ворота, где долго и, как догадываюсь, занудно что-то объяснял. Тот слушал, дергаясь от нетерпения, а потом поскакал рысью в сторону Константинополя. Скорее всего, цель была ближе, потому что вернулся до темноты и что-то шепотом передал Зае. Судя по улыбке, появившейся на лице купца, миссия оказалась выполнимой.
На следующий день Зая переставил арбы в нашем обозе. Две с самым ценным товаром, которые раньше ехали в центре, теперь оказались замыкающими. Купец попросил меня ехать за ними и присматривать, чтобы никто ничего не украл. При этом он сам присматривал и за ними, и за мной, и за остальными арбами и охранниками.
Примерно за час до полуденного привала на Т-образном перекрестке, где в мощеную дорогу вливалась под прямым углом грунтовая, ведущая в большое имение, нас поджидали четыре всадника. Один был сирийцем или выходцем с Ближнего Востока, а остальные — из местных. Увидев их, Зая расплылся в улыбке. Обменявшись приветствиями на родном языке, сирийцы, отчаянно жестикулируя, выстрелили за несколько секунд по, наверное, сотне слов каждый, после чего две замыкающие обоз арбы свернули на грунтовую дорогу.
— Мне не надо ехать за ними? — на всякий случай спросил я.