— Ты меняла? — спросил я.
— Да, — ответил он тихо, смиренно, будто речь шла о похоронах, после чего задал вопрос: — Что ты хочешь поменять? Маработлины? Мигриалесы?
— Солиды и силиквы, но пока не знаю, сколько, — ответил я и попросил: — Расскажи мне, какие у вас тут деньги и какой у тебя курс обмена.
Оказалось, что у них все еще в ходу восточно-римские солиды, силиквы и нуммии, причем первые часто делят на три части и перечеканивают в местные триенсы, а вторые уменьшают примерно на треть и изготавливают местные денарии. Солид все так же составляет одну семьдесят вторую часть фунта золота и равняется сорока местным денариям, каждый из которых равен десяти медным монетам весом чуть больше грамма. Впрочем, медь сейчас не пользуется спросом, потому что дешевые товары не продают, а обменивают, или предпочитают делить денарии на две и даже четыре части. В основном меняла занимается обменом арабских, называя их сарацинскими, монет — золотого динара (по местному маработлина), образцом для которого послужил солид, и серебряного дирхама (мигриалеса) весом чуть меньше четырех грамм. Динар равнялся десяти дирхамам или трем местным триенсам. Дирхам — четырем денариям. За операцию меняла брал, как договоришься, но в среднем около пять процентов.
Улица оружейников была узкой, от силы метра два в ширину, и короткой, лавок по пятнадцать с каждой стороны. Располагались они в двухэтажных домах. Первый этаж был из камня и служил мастерской, а второй — из дерева и являлся жильем мастера и его семьи. Больше всего было изготовителей копий и щитов. Наверное, это самый востребованный товар. В одной я заказал копье длиной четыре метра, во второй — пику длиной два семьдесят. Мне предложили готовые наконечники на выбор, и я остановился на бронебойном для копья и листовидном для пики. В третьей мастерской, где делали большие овальные щиты, договорился об изготовлении небольшого пятиугольного с умбоном и показал свой перстень, чтобы поняли, что надо нарисовать белой краской на темно-синем фоне. Настолько привык носить драгоценную побрякушку на пальце, что в бытность гезатом заказал в Риме новый перстень с александритом, на котором гемма-камея в виде розы ветров. Дальше шли мечи, в основном полуспаты, и кинжалы, а также кожаные шлемы на каркасе из железных прутьев или узких полос. У меня это всё есть. Изготовитель луков был всего один и способностей у него хватало только на простые охотничьи. Зато мастеров по стрелам набралось аж четверо. Я выбрал трех, которые показались более ответственными и мастеровитыми, показал каждому свои стрелы, объяснил, что древко должно быть каленым — склеенным из четырех частей и под втульчатый наконечник, перьев — два от чайки. У меня есть три десятка отличных стрел, а здесь надеялся купить еще шестьдесят хотя бы просто хороших. Договорились, что до обеда мастера изготовят по одной, после чего, если меня их работа удовлетворит, закажу остальные. В залог оставил полденария на троих.
Следующим был изготовитель наконечников для стрел — угрюмый кузнец с мускулистыми безволосыми руками, покрытыми маленькими шрамами отожогов, одетый в кожаный фартук. Я показал ему втульчатые наконечники трех моих стрел — граненый бронебойный, игольчатый противокольчужный и простой трехлопастной на воина без доспехов или для охоты на крупную дичь. Кузнец пальцами снял размеры, спросил, сколько каких надо. Я сказал, что по двадцать, причем по одному надо сразу отдать изготовителям стрел.
— По денарию за каждые три наконечника, — потребовал кузнец и нахмурился, ожидая, наверное, бурных оскорблений за нагло взвинченную цену.
Знал бы он, сколько я платил за наконечники в Константинополе! Деньги здесь сильно подорожали. Видимо, из-за нехватки драгоценных металлов.
— Хорошо, получишь полсолида, — согласился я.
Кузнец нахмурился еще больше и произнес:
— Нет, лучше заплати денариями. По одному за три наконечника.
Скорее всего, считать умеет только до десяти.
— Договорились! — улыбнувшись, сказал я и дал ему денарий за первые три, которые отнесет изготовителям стрел.
На соседней улице, такой же узкой и короткой, заказал у разных скорняков два колчана для стрел и тройную чересседельную сумку (две части свисают по бокам позади седла, а третья — на крупе между ними) и у разных шорников — трензельное оголовье, отличающееся от тех, что использовали местные всадники, путлища для стремян и у самого солидного с виду — седло с высокой передней лукой. Такие седла, как оказалось, сейчас не в моде. Еще больше поразило шорника мое требование набить подушку лосиной шерстью.