Выбрать главу

-- Лучше об этой проверке не знать никому, -- говорит он. -- Дело не только в тайне следствия, но и в репутации людей.

-- Но какие от меня требуются шаги? -- осторожно интересует-ся начальник.

-- Вот санкция прокурора на изъятие всех документов, относя-щихся к почтовым денежным переводам на фамилию Петуховых. Мне необходимы даты, суммы переводов и через чьи руки каждый из них проходил.

-- Мм... трудоемко... Текущую работу тоже не бросишь.

-- Если мы ограничимся последним годом, то?..

-- Дня два-три.

-- Надеюсь на вас. Тут мой телефон. Не будет меня, звоните по другому номеру -- следователю Знаменскому. И еще просьба. Подскажите, кто может беспристрастно охарактеризовать одну из ваших сотрудниц -- Варвару Владимировну Санатюк?

* * *

В квартире Петуховых на полную мощность включен прием-ник: на лестнице ниже этажом ожидает группа мужчин.

Знаменский дает последние указания тете Кате, соседке Пету-ховых.

-- Встаньте, пожалуйста на то же самое место.

Тетя Катя переступает к порогу.

-- Тут вот. Только тряпка у меня в руках была, и музыка веселей играла.

-- Тряпка -- не обязательно. Сейчас несколько человек по очереди поднимутся и произнесут у двери Петуховых фразу, кото-рая вам запомнилась. Если чей-то голос узнаете, скажите.

-- Еще б не сказать!

-- Начинаем! -- командует Знаменский на лестницу и плотно прикрывает дверь. -- Теперь тихо...

Слышно, как по ступеням шагает кто-то, потом близко стучит в дверь и говорит после паузы: "Такси заказывали?.. А чего же не выходите? Выходите скорей, мне стоять некогда!" Тетя Катя не подает знака. Процедура повторяется со вторым голосом. Когда раздаются шаги третьего участника опознания, женщина насто-раживается и напряженно дослушивает фразу до конца.

-- Этот! -- торжествующе заявляет она. -- И хрип его и повад-ка!

-- Спасибо. Вольно!

Музыка смолкает. Знаменский выходит на лестницу и пригла-шает всех поближе.

-- Прошу мужчину, участвовавшего в опознании третьим, назвать себя.

-- Ну я, -- нехотя откликается Кирпичов.

-- Ваша фамилия?

-- Будто забыли.

-- Должны слышать все присутствующие.

-- Ну Кирпичов.

-- Признаете ли вы правильность опознания?

-- Ничего я не признаю.

Тучная тетя Катя наливается краской.

-- Он еще и отказывается! Бесстыжие твои глаза! Небось заодно с теми!

-- Отцепись, бабка.

-- Ой, взляд-то какой у него нехороший! На все способный! -- обращается тетя Катя к Знаменскому.

* * *

После опознания Кирпичова Пал Палыч привозит его на Петровку.

-- Ну, Кирпичов, всю дорогу мы молчали. Что надумали?

-- Да ничего особенного. Считаете, много вы доказали?

-- По крайней мере одно: к двери Петуховых вы все-таки подходили и разговаривали с теми, кто был внутри. Хотя прош-лый раз категорически отрицали это. Почему?

-- Потому, чтоб не привязывались вы, не впутывали меня в историю!

-- Человека трудно запутать, если сам не путает.

-- Ну да! Старуха только голос услышала и -- готово дело! -- произвела в грабители.

-- Угу. Вы ей не понравились.

-- Может, вам понравился?

-- Не очень. Но я не уверен, что вы на все способны.

-- А все-таки допускаете. Ну что я такого сделал? Поднялся на пятый этаж. И уже замаран!

-- Тем, что старались это скрыть. И продолжаете скрывать многое другое.

-- На вашем стуле сидя, пора бы привыкнуть, что люди врут, -- замечает Кирпичов.

-- Привыкнуть трудно, да и нельзя. Начнет казаться, что все врут. Как тогда добывать правду?

Кирпичов вызывающе усмехается.

-- Думать надо!

-- По дороге сюда я как раз думал.

-- И что надумали?

-- Довольно любопытную, знаете, штуку. Не в том ли корень вашего вранья, что тех двоих вы высадили у собственного дома?

Некоторое время Кирпичов молчит, пытаясь подавить панику, затем говорит с трудом:

-- Что за ерунда... еще скажите -- повел к себе чай пить... Надо же выдумать!..

-- Я не выдумывал, Кирпичов. Я думал. Анализировал, сопос-тавлял. И ясно вижу, что не ошибся.

-- Откуда ж оно ясно?

-- Из вашей реакции. В протоколе, конечно, нельзя написать: "Свидетель побледнел и задрожал всем телом". Но картина была примерно такая.

-- Когда врасплох такую глупость... поневоле челюсть отвис-нет... С чего вы вообще взяли?

-- Могу вкратце изложить ход мысли. Желаете?

-- Отчего ж... интересно.

-- Так вот. Кирпичов, думал я, изо всех сил открещивается от двух своих пассажиров, опасаясь угодить в историю. Но он должен понимать, что никто его не обвинит, если случайные пассажиры оказались преступниками. Значит, есть некое обстоятельство, которое позволяет заподозрить связь между ним и грабителями. Это обстоятельство он и хочет утаить!.. Тогда я принялся переби-рать в уме первый с ним разговор. Пока мы торчали у светофора на Сретенке, отчетливо вспомнился момент, когда "заискрило". На вопрос, где пассажиры сошли, Кирпичов ответил чуть поспеш-ней и внутренне весь напрягся. Видно, тут и была главная ложь.

-- Да почему непременно ложь?!

-- Видите ли, он утверждал, что высадил своих нехороших клиентов у метро. Глупо, проехав полгорода на такси, высажи-ваться у метро.

-- Заметали следы.

-- Нет, полагаю, такси их прельстило как возможность быстро добраться до определенного места.

-- И "определенное место" -- мой дом? Железная логика!

-- Я еще не сделал такого вывода. Кроме лжи был страх. Кирпичов крепко боится, думал я. Но кого? Меня?

-- Чего вас бояться? Не воображайте...

-- Верно. Когда меня боятся, это неприятно, и я сразу чувствую. Значит, кого-то другого. Кого? Тех пассажиров? Что ж, Кирпичов в прошлом судим, глаз...

-- Раскопали!

-- Я судимостью не попрекаю, но учитываю -- как жизненный опыт. Так вот, глаз на уголовников должен иметь, к тому ж они наверняка были возбуждены, говорили о чем-то. Словом, Кирпи-чов вполне мог их раскусить, понять, что они прямиком "с дела", и струхнуть.

-- Струхнешь! Под носом на щитке и номер машины и фами-лия. Только ленивый не запомнит.

-- Да, но тот Кирпичов, о котором я толкую, не робкого десят-ка. В январе у него хулиганы отказались платить, угрожали расп-равой, а он ухитрился всех троих доставить в милицию. И плевал, что они запомнили фамилию... Конечно, возможен особый вари-ант: Кирпичов нарвался на тех, с которыми отбывал срок. Допус-тим, ему грозили. Допустим, Кирпичов помнит их как типов жестоких, злобных. И отсюда -- страх.