-- Скотина!
-- Я не подозревала, как он хитер. Чувствовала опасность, пробовала бороться -- по-своему, по-женски. Пришла к Володе и осталась с ним, чтобы удержать. На третий день утром -- милиция... -- Она умолкает в слезах.
-- Говори до конца.
-- Был ребенок, Артем. Прожил ровно семь часов. Санатюк встречал у роддома и плакал -- по этому мальчику. Мать тайком снова брала у него деньги. Повадилась в церковь, замаливала грехи раба божия Анатолия. Мне было все равно... Устроилась на работу. Старалась забыть. Но Санатюк вечно маячил на горизон-те.
-- Да чего он, собственно, добивался?
-- Наверно, каждому человеку, даже такому, хочется кого-то любить. Он любил меня. И сейчас любит -- как умеет...
Глубоко засунув руки в карманы, смотрит Кирпичов во двор. Там светится окошко ненавистного старого сыча.
-- Вопрос как стоял ребром, так и стоит: чем он тебя на поводке держит? Или это жалость?
-- Страх, Артем.
-- Страх?
-- Я боюсь, что он озлобится.
-- И что?
-- Не знаю... Понимаешь, он не раз меня сватал -- за своих. Он и Володю погубил не со зла, даже не думал губить, только сделал своим. А теперь ты...
-- Я не нравлюсь главе семьи? -- цедит Кирпичов.
-- Ты для него перебежчик, вроде предателя. Был там, да переметнулся к честным людям.
-- Это я, конечно, подлец... Значит, вот почему нам нельзя жениться. И здесь чертов Сатанюк поперек дороги! Одно к одно-му.
-- Только не связывайся с ним! Он на вид дряхлый и безобид-ный, но...
-- Он не безобидный. Потому придется связываться.
-- Артем, ради Бога!
* * *
Первая растерянность Бориса Петухова прошла; он успокоился и приободрился. И теперь беседует со Знаменским довольно развязно.
-- Отец с перепугу даже наружность не разглядел. Только одно и твердит: "Страшные, ужас какие! Истинные разбойники!"
-- Мне он тоже описывал их смутно, -- поддакивает Пал Палыч.
-- А Сашка даже до майора дослужился? Вот бы не подумал! Бегал такой вихрастый пацанчик, ничего особенного, только надоедный очень был, во все совался. Я даже лупил его, помню.
-- По-видимому, это сказалось на нем положительно.
-- Да-а, меняются люди, меняются, -- охотно посмеивается Борис. -- По себе знаю. Вам небось донесли, какой я раньше был оболтус?
-- Тем больше чести вам теперь.
-- А все Север! Суровая кузница характеров. Кует и перековы-вает.
-- Простите за любопытство, дело прошлое, -- вы туда отправи-лись с сознательным намерением перековаться?
-- Да нет... честно говоря -- подальше от родителей. Все воспи-тывали. Ну а потом засосало... то есть, хотел сказать, увлекло.
-- Ясно, ясно.
Тот, кто знает Пал Палыча, заметил бы, что собеседник ему не по душе, хотя, казалось бы, имеет право на сочувствие. И даже сам Борис по временам чует в интонациях следователя какую-то неопределенность.
-- Наверно, думаете -- за длинным рублем?
-- С точки зрения юридической длина рубля измерению не подлежит, -отшучивается Знаменский. -- Да без рубля и не проживешь. А когда набежала возможность, отчего не купить ту же машину?
-- Вообще-то, я больше для стариков старался. -- Борис отки-дывается на стуле, нога на ногу и цитирует Томина: -- Я рассуждал как? Надо людям на старости лет моральную компенсацию полу-чить. Мало, что ли, они за меня краснели? Так пусть теперь любому скажут: "Вы не верили, что Борис в люди выйдет, а он -- нате вам, не хуже прочих". Эх, человек предполагает, а вор распо-лагает. Сколько лет труда...
-- Погодите крест ставить. Возьмем воров, вернутся и деньги.
-- Да откуда вы их возьмете?
-- А откуда мы берем всех, кого задерживаем?
-- Не знаю... не верится. Да черт с ними, с деньгами, лишь бы старики поправились.
-- Одно другому не помеха. Кстати, вот образец искового заяв-ления. Напишите прямо сейчас.
-- И что будет?
-- Вас признают гражданским истцом. -- Знаменский прячет в глазах огонек любопытства.
-- Не обижайтесь, конечно, но все это -- туфта.
-- Я понимаю, с точки зрения бывалого полярного волка, мы все тут хлипковаты...
-- Ну уж, ну уж... -- перебивает польщенный Борис, не замечая скрытой иронии. -- Полярный волк! Хотя, конечно, хлебнул, чего в столице не хлебают... Может, и правда махануть заявление?
-- По закону полагается.
-- А если они уже истратили? Накупили какие-нибудь золотые часы, кольца... и упрутся, что вроде не из тех денег?
-- Все найденные у них ценности будут изъяты, реализованы и пойдут в возмещение ваших убытков.
-- Да?.. Ага... -- Он долго читает образец и мнется.
-- Что вас смущает?
-- Да вот сумма. Я ведь стариков не учитывал, они сами распо-ряжались. Вдруг навозу для сада достали или еще чего. Надо спросить, сколько истратили. Документ все-таки... цифрами и прописью.
-- Хорошо, спросите.
-- Тем паче, не к спеху. Надо еще поймать, с кого взыскивать, верно?
-- Надеюсь, с вашим приездом это станет легче. Вам, Борис Афанасьевич, известно многое, чего нам не хватает.
-- Странные намеки, -- хмурится Борис.
-- Превратно меня поняли. Я подразумеваю те сведения, кото-рым вы и весу не придаете. Вы ведь знаете жизнь родителей, как никто другой, а для следствия подчас ничтожная деталь важней важного.
-- А-а... Нет, за тыщу километров ни черта не видно. Скорей, тетку надо спрашивать.
-- С Надеждой Ивановной мы беседовали. И оба удивлялись: от нее зачем-то скрывали все, что касалось ваших финансовых дел и планов.
-- Да?.. Ага-а... То-то я звоню, а она чудная... Не знаю, я в их стариковские счеты не вдаюсь, скучная материя... Сейчас я бы пошел, а? -- Он уклоняется от пристального взгляда Знаменско-го. -- Обещал как раз к ней, чтоб не обижалась.
-- Добро, идите.
-- Понадоблюсь -- всегда под рукой. До скорого!
Вслед за Петуховым к Знаменскому зашел Томин.
-- Слушай, что он все-таки за личность, этот Борис? -- встреча-ет его Пал Палыч.
-- Более насущных вопросов нет? Следствие успешно законче-но, можно предаваться праздному любопытству?
-- Ответь по-человечески.