—А что если ты забудешь о нас или ещё хуже, не сможешь больше с нами разговаривать?
—Роза! Не впадай в меланхолию, я никогда не смогу вас забыть и я не разучусь с вами разговаривать, я не позволю им это сделать со мной.
—Ох.... —По потемневшим у краев лепесткам скатились капельки воды, похожие на утреннюю росу, но я знала, что это не роса. Так розы плачут, их лепестки закрываются, темнеют и по ним стекают горькие слёзы, эти капельки даже использовались в древних рецептах у алхимиков, они считали, что слёзы роз придают всему плохому забвение. Не удержавшись от напряжения я тоже заплакала. Как вдруг раздался громкий звук открывания входной двери. Папа подошёл так быстро, что я даже не успела придумать причину моего нахождения с запретными цветами.
—Ну что, поехали? Можешь на прощание сорвать себе цветок, я не думаю, что они что-то почувствуют.
—Папа, поехали... —со обреченным вздохом буркнула я, не желая разводить лекцию о истинных чувствах цветов.
Моему страху не было предела, когда меня привезли в здание с большой надписью «Аsylum» над воротами, из курса английского языка, который преподавала мне тучная и дотошная миссис Райт, я знала, что слово asylum означает ничто иное, как психиатрическую больницу… Я решила, что деваться уже некуда. Старый мерседес 770 1942 года двигался ужасно медленно, приближая мой час расплаты за безобидные разговоры с растениями. Как только мы подъехали к большому и грязному дому с большими окнами с решетками уже поджидали на крыльце с навесом два громадных санитара и тонкая с острыми чертами лица женщина. Папа вышел из машины поговорить с хозяйкой, пока мне предлагал руку темнокожий, жилистый санитар. Тогда я поняла, что я явно нескоро снова увижу папу, мне стало так жутко и страшно внутри, что сорвавшись с места и подбежав к папе, я попыталась схватить его за руку и обнять, но не успела и добежать до них, как второй из санитаров подхватил меня за пояс и потащил в дом. Холодные и истерические слезы лились из моих глаз как из громадной серой тучи в дождливый осенний день. Меня бросили в маленькую, темную комнату с единственной лампой, вкрученной в потолок, которая еле работала должным образом. Выяснилось позднее, комната эта называется изолятором, туда я частенько попадала за свое, якобы, девиантное (ох какое занудное слово) поведение.
Информация о пациенте, ведущий врач: Мэри Казловски.
Пациент Лолита Смит была помещена в психиатрическую клинику номер 4 с повышенным контролем по наставлению собственного отца, который переживал за возможные шизофренические отклонения у своей дочери. По информации отца у большинства родственников проявлялись галлюцинации разного рода, которые по его словам он стал наблюдать и у своей дочери. Пациенту были поставлены такие диагнозы как: пост-травматический синдром, обсессивно-компульсивное расстройство, шизофрения и маниакально-депрессивный психоз. Лечение начинается незамедлительно с помощью нейролептических средств и прохождения курса терапий.
На протяжении следующего полугодия в меня залетали таблетки самых разных видов и цветов. Я также ходила на групповые терапии с другими детьми. Все они мне казались странными, некоторые явно проявляли признаки открытой агрессии, другие же часто ходили понурые, настолько слабые, что казалось им сложно даже дышать. Я же здесь была абсолютно лишняя, я не являлась особой буйной или же сильно меланхоличной, как моя подруга Стефани. Мы с ней часто сидим вместе на терапии и в столовой. Она настоящая пациентка психиатрической больницы, но не я.
Дополнительная справка о пациенте Лолита Смит. Ведущий врач: Мэри Казловски.
Пациент обладает манией самоповреждения. О причинах девиантного поведения можно лишь догадываться, так как пациент не помнит своего детства из-за чего полное исследование проблемы становится затруднительным. Терапия гипнозом не дала положительного результата.
Друзей здесь особо и заводить смысл нет, не хочу дружить с шизиками. Больше всего я переживала за моих настоящих друзей, как бы их не сорвали или не покалечили. Не прошло и дня чтоб я не вспоминала о Розе или господине Подсолнухе и прочих. Могу смело заявить, что они мне даже роднее родителей стали за последний месяц.
В один из рутинных дней, ко мне приехал посетитель. Зайдя в маленькую комнатушку с металлическим столом и двумя стульями, там уже кто-то сидел спиной ко входу. Подойдя к свободному стулу я поняла, что это был папа, он привёз мне букетик свежо сорванных васильков. Я была в ужасе. Здешнее таблетки видимо не действовали на меня должным образом, хоть я на это и надеялась. Я наблюдала за прискорбным зрелищем того, как Васильки пытались закричать от боли, но только могли открывать рты, их прекрасные стебельки разорвали, зверски!