Но когда Мейер Мейер произнес: «Стой, где стоишь», на лице Финча появилась улыбочка, и он ответил: «А я и не убегаю, Абрамчик».
Может быть, вид раввина, лежавшего в луже крови, уже было слишком для Мейера. Может быть, слова «сонеи Исраэль» воскресили перед ним дни его детства, когда он — чуть не единственный из ортодоксальных евреев в окружении гоев, да еще со своим двуствольным именем, которым его наградил отец, — должен был защищать себя от каждого встречного хулигана, всегда в меньшинстве против большинства. От природы он был очень терпелив. Папину шуточку с именем он переносил удивительно добродушно, даже если иной раз приходилось выдавливать улыбку на разбитые губы. Но сегодня, на второй день Песаха, наглядевшись на окровавленного раввина, наслушавшись сдавленных рыданий старого служки, увидев терпеливое страдание на лице женщины в чёрном, он странно прореагировал на брошенные ему слова.
Мейер не сказал ничего. Он подошел к шкафу, перед которым стоял Финч, и, подняв свой пистолет 38-го калибра над головой парня, с силой опустил его, направив тяжелую рукоятку к челюсти Финча.
Финч выбросил вверх руки, но не для того, чтобы закрыть лицо, обороняясь. У него были громадные кисти с крупными костяшками — руки привычного драчуна. Он разжал пальцы и поймал руку Мейера за запястье, так что пистолет застыл в каких-то нескольких дюймах от его лица.
Сейчас он дрался не с парнем, он дрался с полицейским. Он явно собирался выбить пистолет из рук Мейера и затем избить его на полу до бесчувствия. Но Мейер ударил коленом ему в пах и тут же, с еще зажатым правым запястьем, резко двинул левым кулаком в живот Финча. Это все решило. Пальцы Финча разжались, он попятился, но тут Мейер широко размахнулся высвободившимся пистолетом и нанес страшный удар. Рукоятка треснула о челюсть Финча, и тот повалился спиной на стенку шкафа.
Чудом челюсть осталась цела. Финч стукнулся о стенку, схватился за дверцу и потряс головой. Он замигал глазами и опять потряс головой. Каким-то невероятным усилием воли он смог удержаться и не упасть ничком.
Мейер стоял, глядя на него, ничего не говоря и тяжело дыша. Карелла, вошедший в комнату, стоял в дальнем конце, готовый стрелять в Финча, если тот пошевелит хоть пальцем.
— Твоя фамилия Финч? — спросил Мейер.
— Я с евреями не разговариваю, — ответил Финч.
— Говори со мной, — резко сказал Карелла, — как фамилия?
— Пошли к черту и вы, и ваш приятель — Абрамчик.
Мейер не повысил голоса. Он сделал шаг к Финчу и очень тихо сказал:
— Мистер, через две минуты вы будете калекой, потому что вы сопротивляетесь аресту.
Больше ничего не надо было объяснять, его глаза договорили остальное, а Финч умел читать по глазам.
— Ладно, — кивнул Финч. — Я он и есть.
— Что в шкафу, Финч? — спросил Карелла.
— Одежда.
— Отойди от двери.
— Зачем?
Ни один из полицейских не ответил. Финч глядел на них секунд десять и быстро отошел от двери шкафа. Мейер открыл его. Весь шкаф был забит перевязанными стопками брошюр. Одна пачка была развязана, и брошюрки рассыпались по полу шкафа. Видимо, это была та самая пачка, которую Финч забросил в шкаф, когда услышал стук в дверь. Мейер наклонился и поднял одну брошюру. Скверная бумага, бледная печать, но все было ясно. Брошюрка называлась «Евреи — кровососы».
— Где взял это? — спросил Мейер.
— Я член книжного клуба, — ответил Финч.
— Есть кое-какие статьи закона насчет этого, — сказал Карелла.
— Да ну? Например? — ответил Финч.
— Например. Статья 1340 Уголовного кодекса — определение клеветы.
— А может, поглядим на статью 1342? — спросил Финч. — «Публикация считается оправданной, если заявление, считающееся клеветническим, является истинным и публикуется с добрыми намерениями в справедливых целях».
— Тогда заглянем в статью 514, — сказал Карелла. — «Лицо, дискриминирующее или помогающее или побуждающее кого-либо дискриминировать любого человека по мотивам расы, религии, цвета колеи или национального происхождения...»
— А я никого не пытаюсь побуждать, — сказал, ухмыляясь, Финч.
— Я не юрист, — ответил Карелла, — но мы можем заглянуть в статью 700, дающую определение дискриминации, и в статью 1430, которая относит к уголовному преступлению злонамеренное повреждение мест отправления религиозного культа.
— Чего?! — сказал Финч.
— Ага! — ответил Карелла.
— Да вы про что?
— Да я про ваши художества на стене синагоги.