Степкин молчал. Он пропустил еще сто граммов, на что жена также не среагировала, встал с места, попросил внимания.
– Денег я вам подброшу. Так и быть. Но! Сначала скажите, как называется мой роман, за который я получил гонорар?
Минута молчания. Пошла вторая...
– Ну?
– Папа, какая разница, как называется? – прижалась к его плечу дочь, нежно погладила последние завитушки на его голове. – Главное, ты – талант! Мы гордимся тобой!
Взрослые не пожалели аплодисментов.
– Спасибо! – поднял руку Степкин.– Спасибо. Приятно услышать, что вы мною гордитесь. Ну, а кто читал этот роман? – Он неторопливо обвел взглядом каждого, кто сидел за столом, и, видимо, пожалел, что вылез с этим глупым вопросом: если даже названия никто не знает, то где же там про то чтение заикаться. – Эх, гонорарные вы дети! – Степкин дернул носом.
Он выбрался из-за стола, взял на столике журналы с напечатанным романом, протянул по экземпляру сыну, невестке, дочке, зятю...
– Они прочитают, Иваночка, прочитают, – защебетала жена.–Тебе, может, еще рюмочку?
– Рюмочка подождет, – спокойно и уверенно посмотрел на жену Степкин: пусть почувствует, что сегодня он может сам покомандовать за этим столом не хуже, чем она. Потом направил взгляд в сторону двери. – А вам, уважаемые, вот что скажу: когда прочитаете роман – приходите. Через недельку не будет вас – опоздаете: у меня путевка в дом отдыха.
... Через три дня дети рассказывали Степкину содержание его нового романа.
КАРАСИ НА ПЕСКЕ
Все началось с письма от сына Михаила, который сообщал, что приедет не один, а с девушкой, будущей женой.
–Надо встречать...– сказал Леон Матрене.– Пригласим гостей, родственников и соседей, чтобы они, понятное дело, с Михайловой девчушкой познакомились, может, и свадьбу попросят. Готовиться надо. Погляди, сколько у нас сахара, Матрена. Хватит на это самое... Ну, сама знаешь... Тебе ли говорить... Водка в сельмаге больно уж дорогая... Одним словом, будем готовиться...
Как только в бочке прекратился процесс, Леон сказал сам себе: «Пора».
Утречком, когда деревня еще спала, Матрена на плоскодонке отвезла Леона на остров, а сама вернулась домой. Однако ж шило в мешке не спрячешь: сосед Понтик заметил, что Конопелька потянулся через огороды к озеру с немудреными и хорошо ему знакомыми приспособлениями. Понтик имел на Леона зуб, и поэтому даже очень возрадовался, подтянул штаны и сразу же взял направление к дому участкового, решительно постучал в окно. Вскоре в нем показалось заспанное лицо милиционера Кузовки.
– Ну, чего у тебя? – протирая глаза, лениво спросил тот.
– Ты вот спишь, дрыхнешь, а Леон уже на острове самогон тиснет. Штрапуй! Всех штрапуешь, а его что ... не видишь? Или может ты через одного штрапу даешь? Гляди, хоть ты мне и родственник, но могу и повыше заявить. Бумага есть. И ручка. За мной не заржавеет...
Участковый только вздохнул. Удовлетворенный Понтик вернулся домой, бодро почесал руки: вот так, Леонтий, теперь запоешь у меня Лазаря! Будешь знать, как лезть со своей простыней.
Леон тем временем приспособил аппарат, разложил огонек, и вскоре в трехлитровую банку со звоном упала первая капля...
Старик не сразу услышал плеск весел по воде. Насторожился – на берег надвигалась милицейская фуражка. Испугавшись, Леон сразу же бросил все и спрятался в зарослях, начал наблюдать, что ж делается возле его аппарата...
Участковый тем временем важно направился к очагу. Осмотрелся по сторонам.
– Леон, выходи! Твой агрегат, сразу узнал, – услышал старик требовательный голос Кузовки.– Не прячься. Будем акт составлять. От закона не спрячешься.
«Нет, смолы...– рассуждал Леон. – Этак меня не возьмешь. Еще неизвестно, кто кого...»
Кузовка походил-повздыхал возле агрегата, позвал еще раз Леона, а потом заметил, что огонек притух, перестало капать в банку. Непорядок. Как человек хозяйственный, он подбросил дровишек, и самодельный напиток снова побежал тоненьким ручейком.
«Что он хоть тут производит? Может, снять пробу?» – участковый подставил стакан, и когда нацедилось граммов сто, отломал от буханки хороший ломоть хлеба, достал в Леоновой торбочке сало, луковицу, глянул в ту сторону, где скорее всего спрятался самогонщик, и засмеялся:
– Сиди, Леон, мне и одному хорошо!
И вылил содержимое стакана в рот. Одним махом. Передернуло: первачок что надо! Хорошо закусил.